Поднялись…
Почти целиком утонули в глубоких темных пазах. Теперь только посеребренные зубья грозно нависают сверху. Да топорщатся по стенам арки вмурованные в камень и покрытые тем же белым металлом крюки и лезвия. Да внизу, перед конскими копытами, непроходимая щетина заточенных штырей в палец длиной. Густо и ровно, будто жесткая поросль, торчат стальные колючки из пазов меж каменными плитами. А на острие каждого шипа опять-таки тускло поблескивает серебряная капля.
И – тяжелый мост впереди. Пока еще – вплотную приваленный к арке ворот.
– Перешли за частокол! – известил Томас. – Лезут в ров!
– Шипы-ы-ы! – приказал Бернгард. – Убра-а-ать!
Где-то в недрах надвратной башни невидимые руки передвигают невидимый рычаг. Затяжной раскатистый лязг под гулкой аркой – и металлическая трава увядает. Колючки, усеивавшие путь, уходят под плиты.
Теперь только подъемный мост отделяет всадников от приближающихся к Серебряным Вратам темных тварей. И мост этот следовало…
– Уже на валу! – опять донесся крик однорукого кастеляна. – Подступают к стенам!
Следовало…
– Опусти-и-ить! – в очередной раз прогремел голос Бернгарда. – Мо-о-ост!
Снова – пронзительный скрежет ворота наверху. Ослабли туго натянутые цепи. Ослабли – и натянулись снова. Верхний – утяжеленный – край моста оторвался от каменной кладки.
– Быстрее-е-е! – поторопил Бернгард.
Там, наверху, вне всякого сомнения, неподатливый скрипучий ворот раскручивали в несколько рук – так быстро, как только возможно. Но подъемный мост все же никак не мог обрушиться вниз сразу, сиюминутно. А пока он не ляжет поперек рва – всадникам не выехать из крепости.
Всадникам – нет. Наружу – никак.
А вот тем, кто снаружи. Пешим. Ползучим. Царапучим.
Темным тварям.
– Они здесь! Уже здесь! – предупредил Томас.
И в самом деле…
В ширящиеся проемы между мостом и стеной – по бокам, сверху – сыплются упыри.
Первый, второй, третий…
Пять… Восемь… Десять…
Нечисть пока не карабкалась через стены с шипастым окоемом. Нечисть выбирала более удобный и короткий путь к теплой живой крови. Не задерживаясь, переваливала через опускающийся мост, лезла в арку. И – дальше – из арки.
Кровопийцы попадали под серебрёные мечи и копья всадников-умрунов.
Первый, второй, третий…
Пять… Восемь… Десять…
Мост опускался все ниже, пространство между дощатым настилом и каменной кладкой становилось все шире. Упырей в крепость вваливалось все больше.
Тесная арка буквально на глазах наполнялась бледнокожими телами. Тела напирали на тела.
На мечи.
На копья.
На лошадей.
Кони мертвой дружины начинали пятиться. Сдерживать натиск становилось все труднее. А надо – пока мост не опущен! Хоть как-то, хоть чем-то – но надо. Остановить тварей! Выиграть время!
– Шипы! – услышал Всеволод призыв Бернгарда. – Шипы вверх!
А ведь правда! Что, если шипы? Сейчас? Вверх?
Снова лязгнуло. Скрежетнуло где-то под ногами. И снизу вновь, будто по волшебству, проросла жесткая колючая травка. С серебряными росинками на заточенных кончиках.
Плоские каменные плиты вмиг обратились шипастым ведьминым ложем.
Пронзительные вопли и визг наполнили арку.
Орошенные белым металлом острия легко входили в ступни, в пятки, в жесткие подошвы, в широко, по-звериному растопыренные когтистые пальцы ног. Глубоко входили – на добрый перст. А когда серебрёная заноза этак вот прокалывает упыриные ноги, те упыря уже не держат.
Нечисть только что стоявшая перед всадниками сплошной стеной дернулась – как по команде. Повалилась – как подкошенная. Наземь, на щетинившиеся острым плиты. В ту же нежданно взросшую убийственную мураву и повалилась.
Темные твари корчились и бились, как караси на сковороде. Плясали недолгий дикий танец на посеребренных шипах. Кто-то безуспешно пытался подняться. И – падал снова. Кто-то выползал из арки на замковый двор. Таких добивали. Не торопясь, спокойно, без лишней суеты распластанных по земле упырей доставали с седел копьями и длинными рыцарскими мечами.
Под копыта коней потекли черные ручейки.
А мост все опускался. И вот уже новая волна завывающей нечисти хлынула в открывающийся проход. Твари сунулись было в арку, тоже пропороли ноги. Попадали. Отшатнулись, отползли обратно. Уперлись в плотные ряды, напирающие сзади, снаружи.
Некоторые упыри попытались перелезть опасный участок по стенам и сводам. Не смогли. Увязли в густо торчащих из камня серебрёных крюках и лезвиях. Исцарапались. Изрезались. Сорвались – вниз, на шипы.
Мост опускался…
Много быстрее, чем поднимались тяжелые решетки.
И все-таки до чего же медленно!
– Убрать шипы! – повелел Бернгард.
Лязг.
Заточенная сталь с серебром вновь ушла под плиты.
И – сразу же – очередная волна снаружи. Прущая напролом, орущая, размахивающая когтистыми руками, скалящая зловонные пасти.
– А теперь – по-о-однять! – громко протянул Бернгард. – Вы-ы-ыше!
Волна тут же опала, схлынула, вновь оставив под аркой Дергающуюся белесую массу.
Всеволод присмотрелся. Похоже шипы на этот раз действительно вышли из пазов немного дальше.
Мост опускался…
– Убра-а-ать!
Исколотые, издыхающие упыри лежали в воротах вповалку, сплошным слоем. Кровопийцы, следовавшие за ними, шли в атаку уже не по плитам – по слабо копошащимся телам. И ведь проскочат же ловушку! И ведь посеребренные колючки их уже не достанут! Или… всё же…
– По-о-однять!
Да, выдвигавшиеся снизу острия, в самом деле, с каждым разом, с каждым новым лязгом невидимого механизма становились больше, длиннее…
– Вы-ы-ыше!
Стальная, с серебряной отделкой, смерть-трава, обильно орошенная черной кровью, росла буквально на глазах.
– Еще вы-ы-ыше!
Вот уж и не в палец, а в добрую ладонь торчат колючки… А вот – и в локоть длиной… Повторно пронизывают лежащих внизу. Достают, останавливают, валят прущих поверху.
А мост – уже почти на земле.
– Убра-а-ать!
Почти… Под посеребренной наружной обивкой опускающегося моста трещат и хлюпают раздавленные твари. Не успевшие отпрянуть в сторону. Или не сумевшие сделать этого в тесноте.