Вражеская рать, казалось, не уменьшалась вовсе.
На их обстрел ответили. Неожиданно, вдруг. И как ответили! Сам темный Властитель направил навстречу клинообразному строю своего Летуна.
Знакомая крылатая тварь резко, рывком поднялась вверх и начала стремительно приближаться, постепенно снижаясь, будто пущенное из порока ядро. План восседавшего на седле-скамье Черного Князя был, судя по всему, прост и бесхитростен. Бросить дракона на разгоняющуюся «свинью», сбить строй, разворотить ощетинившееся копьями рыло, свалить всадников, напугать лошадей, приостановить, замедлить, ослабить напор, помешать первому – самому страшному – удару.
Что ж, массивная туша, надежно укрытая крепкой чешуей, на такое вполне способна. Если ее нечем остановить.
У них было. Кое-что.
– Он твой, Сагаадай! – донесся приглушенный забралом голос Бернгарда. – Попробуй…
Скакавший по правую руку от Всеволода юзбаши в советах магистра не нуждался: степняк уже наложил на тетиву первую стрелу. Из тех трех, закаленных в крови Властителя, однажды уже пробивших черную броню. До сих пор Сагаадай не истратил ни одной. Но теперь пришло их время.
На тот случай, если степняк не остановит змея и все же придется принять ближний бой, тевтонский магистр держал наготове свой меч, так же способный сокрушить и чешую Летуна, и латы Властителя. Но ближний бой с таким противником означал неминуемый развал атакующего строя. Так что стрела сейчас все же предпочтительнее клинка.
Сагаадай скакал, чуть привстав на стременах и набросив короткий повод на переднюю луку седла. Кривые ноги степняка крепко сжимали мохнатые бока низкорослой лошадки, нелепо и несерьезно смотревшейся меж крупных рыцарских коней. Сообразительная кобылка никак не отреагировала на предоставленную свободу. Не сбилась с шага, не шарахнулась в сторону, не отстала, не поломала ряда.
Хорошие все-таки у татар лошади.
И лук, что сжимает Сагаадай, – тоже ох как хорош! Сложен из дерева, кости и рога, склеен рыбьим клеем, туго обмотан воловьими жилами, покрыт особым защитным лаком, не боящимся ни жары, ни холода, ни проливного дождя. И стрела – хороша. Длинная, прямая, с густым оперением, с тяжелым острым наконечником в серебряной отделке. А уж как хороши степные лучники, птиц сбивающие влет на полном скаку!
Всеволод не сомневался: Сагаадай не промахнется. Но ведь сейчас важно не просто попасть. Сейчас нужно попасть так, чтобы Черный Князь не смог нанести ответного удара.
Сбить нужно.
Сагаадай выжидал.
Крылатый змей летел прямо на них. Падал сверху на голову тевтонской «свиньи». Так, что снизу Черного Князя нипочем не достать. Седока закрывают раскинутые крылья, закрывает брюхо, закрывает толстая змеиная шея и плоская голова с клювом-пастью. Всадника – не видать. Только край щита торчит да загнутый кончик занесенного для удара серповидного меча.
Значит, Сагаадаю придется бить в дракона. Но удастся ли остановить такую тушу стрелой? Даже если наконечник пробьет прочную чешуйчатую шкуру, достанет ли он до важного органа? Нанесет ли смертельную рану? Всеволод слишком хорошо помнил, сколь живучим оказался Летун, атаковавший Сторожу прошлой ночью.
Стрелы из задних рядов летели уже не в упырей – в приближавшуюся крылатую тварь. Попадали. Отскакивали…
Сагаадай все отводил тетиву к уху. Оттягивал двумя перстами, меж которых топорщилось пестрое оперение. Юзбаши не спешил.
А крылатый змей уже атаковал.
Подняв хвост-кистень. Раскинув крылья. Вытянув когтистые лапы и шею. Приоткрыв клыкастую пасть. Выцеливая будущих жертв злыми темными щелками меж толстых век. Чудилось, еще секунда, полсекунды – и все, и будет поздно. И никакое мастерство степного лучника уже не поможет.
Однако татарский юзбаши того последнего мига нечисти не подарил.
Мягкое, неуловимое движение. Указательный и средний пальцы, что тянули тугое переплетение жил и удерживали стрелу, плавно разогнулись.
Сагаадай спустил тетиву.
Стрела сорвалась с изгиба мощного лука.
Понеслась вверх и вперед. Навстречу крылатой твари. В морду.
Оглушительный драконий рев…
Над головой.
В самое ухо.
А рука степного воина привычным движением – молниеносно, в единый миг – уже вырвала из колчана вторую стрелу. Ее Сагаадай пустил не целясь.
Так, по крайней мере, показалось Всеволоду.
Однако и вторая стрела тоже попала в цель.
Всеволод не сразу и сообразил – куда именно. Но когда ревущий змей пролетал мимо – казалось, прямо над ним, над острием куполообразного шлема, пролетал, отчаянно размахивая крыльями, мечась из стороны в сторону, слепо вертя головой с разинутой пастью-клювом – он все же разглядел яркое оперение в глазницах твари. В пустых глазницах, из которых лилось и текло. Защитные складки толстых чешуйчатых век были пробиты и…
«Ослепил! – промелькнуло в голове. – Сагаадай его ослепил!»
А татарский юзбаши, ловко извернувшись в седле, уже пустил третью стрелу. На этот раз – в раззявленную пасть Летуна.
Дракон стремительно взмыл в небеса и… повернул назад. Черный Князь не решился повторно атаковать «свинью» на незрячей твари. Князь отступал, улетал – с невиданной скоростью. Князь спешил укрыться за плотной стеной упыриной рати. Ослепший Летун, ведомый лишь поводом и волей седока, мотался в воздухе, будто ладья в бушующем море.
Змей все же унес седока в тыл темного воинства. А вот благополучно опуститься на землю не смог. Силы оставили крылатую тварь. Две стрелы Сагаадая, видимо, слишком глубоко вошли в глазницы, да и заглоченный посеребренный наконечник третьей тоже здоровья нечисти не прибавлял. Где-то над входом в ущелье, Летун, не удержавшись в воздухе, рухнул на скалы.
Кажется, случился обвал.
Только вряд ли Черный Князь погиб иод камнями. Упыри впереди, по крайней мере, вели себя по-прежнему. Как организованное войско, а не как обезумевшая толпа.
А атакующая «свинья» уже мчалась во весь опор. Галопом…
Перестали звенеть тетивы тугих степных луков. Не свистели стрелы. Татарские лучники вернулись в строй и взялись за сабли и копья, от коих в ближнем бою будет больше проку.
Плотные ряды атакующих чуть рассредоточились. Совсем немного – настолько, насколько это было необходимо, чтобы всадники не мешали друг другу при первом копейном ударе, но и не утратили притом силу общего натиска.
Потому что скоро уже, совсем скоро…
Время приказов и молчаливой покорности судьбе кончилось.
В эти последние мгновения перед сшибкой угрюмо-молчаливая «свинья» наконец подала голос. «Свинья» орала и визжала – разноязыко, оглушительно. За яростными криками русичей, дикими воплями татар, боевыми кличами тевтонов не слышно было грохота копыт и лязга металла. Мало кто верил, что в эту ночь ему удастся вернуться. Скорее всего, не верил никто. И сейчас через глотку атакующая горстка всадников выплескивала всю горькую смесь обуявших их чувств. Только умруны Бернгарда скакали на смерть молча. Орденские рыцари, уже погибшие однажды, были безразличны к смерти. Зато живые, которым только предстояло умереть, старались вовсю. И за мертвых – тоже.