Хищнее.
Свою малую «свинью» из головы большой они выстроили в считанные мгновения. Теперь впереди было только три всадника. За ними – четыре. Дальше – больше. Бранко, Конрад, Золтан, Раду, русичи и саксы – вперемешку. И – косые шеренга несокрушимых мертвецов по флангам.
Всеволод, как и требовал, оказался в первой тройке. В середке. В том, видать, тоже крылась хитрость Бернгарда. Его, хоть и пустили на врага, по надежно прикрыли с флангов. Справа – вон, лихо рубится сам магистр, слева – проворно вертится в седле и ловко машет саблей Сагаадай. У Бернгарда – на левой руке большой треугольный щит. Степняк тоже сорвал с седла круглый щиток поменьше. В общем, уберегут, ежели что, и себя, и носителя древней крови.
У Всеволода щита не было. Зато имелось два клинка.
А ведь для двух мечей и простора нужно вдвое больше.
Взмах одной рукой, взмах другой.
Свист разрубаемого воздуха, брызги черной крови.
– Пшел! – Всеволод двинул своего коня на освободившееся пространство.
Еще сильнее заострив их малый клин. Заняв место на самом острие.
Об этом, вообще-то. уговора с Беркгардом не было. Ну и что с того?
Вот ведь око – то, что ему так было нужно! Самое-разсамое то для обоерукого воя! Наивыгоднейшая позиция. Привычная. Удобная. Места много – руби не хочу. Тех, кто идет сзади, не зацепишь. И можно вольготно, без оглядки, сечь сплеча и вправо, и влево. Как он умел, как любил.
Всеволод рубил руками. Конем правил ногами. И именно он теперь вел за собой малую русско-тевтонскую «свинью».
– Куда, русич?! – грозно и запоздало гудел сзади из-под шлема Бернгард.
– Впере-е-д! – ответил-приказал Всеволод.
И вновь наподдал шпорами по мокрым конским бокам. Раз. Другой.
И, навалившись животом на седельную луку, нанес сверху, перед конской мордой, да по-над шеей, укрытой посеребрянной кольчужкой, два очередных удара.
Правой. Левой.
Будто мошек отгонял.
Посыпались срубленные когти, пальцы, руки. Брызнуло черное, холодное, зловонное.
И еще – два удара. Закувыркались в воздухе упыриные головы, похожие на обросшие бледным мхом и погаными грибами пеньки. Черные фонтаны стали сильнее, гуще. Конь Всеволода послушно ступил на очищенный пятачок.
Их, как выяснилось, оттеснили уже достаточно далеко от бившихся в глухой обороне основных сил. И это – то самое худо, которое не без добра. Не столь велики еще были здесь груды порубанной нечисти. Конь Всеволода легко перемахнул через мягкую, скользкую, проседавшую под копытом преграду.
Сзади рокотал из-под забрала Бернгард, призывая мертвых и живых всадников не отставать от обоерукого мечника.
Всеволод назад не смотрел. Сейчас он смотрел только…
– Вперед!
И когда впереди возникали змееподобные руки и уродливые морды с раззявленными пастями, он рубил снова и снова. Все рубил. Руки, морды, пасти…
Одни упыри падали, на их место вставали другие. Но все же не так скоро вставали, как мелькали в воздухе длинные мечи обоерукого всадника.
И понукаемый Всеволодом конь вновь ступал по черной земле и бледным телам.
А всадник – рубил на каждый шаг.
А конь – двигался дальше.
А за конем и всадником следовали другие кони, другие всадники.
Малый клин с узким острием оказался более маневренным и подвижным, нежели массивная неповоротливая «свинья», способная использовать лишь набранную скорость и силу инерции.
Они ломились все дальше. Упрямо, настырно, отчаянно. Теряя бойцов и, насколько это было возможно, восполняя потери новыми ратниками. Всеволод, занимая место одного, но сражаясь за двоих, первым вклинивался в неприятельские ряды. Бившиеся сзади Бернгард и Сагаадай расширяли брешь. Третий ряд раздвигал ее еще больше. Затем в образовавшийся пролом втискивались остальные – живые, мертвые, крушащие все и вся на своем пути.
Тускло поблескивала сталь с серебром. Визжали рассеченные твари. Нескончаемым калейдоскопом мелькала перед глазами плоть мучнистого цвета и брызгала черная холодная кровь.
Сколько времени минуло? Трудно было судить. Да Всеволод об этом и не задумывался. Только тупо, монотонно работал мечами, все явственнее ощущая тяжесть, что вливалась в обе руки.
И казалось, не будет тому конца. И никаких перемен – тоже не будет. И все же…
Все же что-то менялось. Нет. Уже изменилось.
Всеволод недоумевал, не понимал – что?
Потом понял.
Что нечисть отступает.
Вся выплеснувшаяся под замковую гору упыриная рать втекала обратно в узкую горловину ущелья. Разумеется, не под натиском горстки сторожных воинов пятились сейчас кровопийцы. Какой там натиск, если из всей мертвой дружины Бернгарда уцелела едва ли треть рыцарей, а живых бойцов оставалось и того меньше.
Но почему тогда? Какова причина?
– Шоломонар! – вскричал вдруг Бранко. – Еще один!
Да, вот она, причина! Вот объяснение!
Просто у Черного Князя и его тварей появился новый противник. Куда более опасный, чем жалкая кучка всадников.
Из глубины ущелья накатывались новые волны упыриных полчищ. А вверху – над скалами – опять кружил черный змей с черным всадником на спине. Очередной Пьющий-Властвующий вступал в людское обиталище. Вступал сам и вел свою рать. Чтобы уже на пороге чужого мира столкнуться с другим Властителем. Не желавшим впускать соперника, не желавшим делиться ни с кем.
Невероятно! Два Черных Князя за одну ночь! А если считать с Бернгардом – так и все три. Не слишком ли?
Воины Закатной Сторожи, до сих пор с превеликим трудом прорубавшие себе путь сквозь вязкую воющую массу, вдруг оказались не у дел. Равнина под замковой горой пустела на глазах. Нечисть, стоявшая сплошной стеной, уже схлынула назад, бросив на поле боя убитых и раненых. Зато в горловине ущелья в великой давке начиналась великая битва.
Света луны и звезд вполне хватало, чтобы увидеть ее, не прибегая к помощи ночного зрения.
Два темных воинства, движимые волей двух князей, столкнулись друг с другом на выходе из ущелья. Люто, жестоко, неистово столкнулись. С ревом, воплем и визгом упыри истребляли друг друга. Твари громоздили в узкой теснине завалы из растерзанной белесой плоти и в изобилии пускали черные смрадные ручьи. Завалы обращались в горы, ручьи – в реки.
Черные Князья сражались тоже. Один – уже потерявший Летуна, но окруженный верными упырями, – отбивался с земли. Второй атаковал сверху. Не думая об осторожности, он бросал своего крылатого змея в самую гущу противников, стараясь поскорее достать и смять главного врага.