«Просто она хочет от меня избавиться», — сказал себе Нед.

Когда вчера он стоял в дверях больничной палаты, Линн Спенсер испугалась его. Ее сестра, эта Декарло, во время интервью смотрела мимо него, а вчера соизволила чуть повернуть голову, чтобы на него взглянуть. Но он изменит ситуацию. Она тоже научится его бояться.

Им овладевали гнев и боль, которые накапливались уже давно. Он это чувствовал. Гнев превращался в ощущение силы, как это случалось с ним в детстве, когда он, бывало, стрелял пульками по белкам в лесу.

«Харник, Шефли, Линн Спенсер, ее сестра — все они белки. Вот так и надо с ними обращаться, как с теми белками», — подумал он.

Потом он уедет, а они, растерзанные и истекающие кровью, останутся лежать, как те белки в его детстве.

Что это за песню он напевал в машине? «Вот пойдем мы на охоту»? Точно.

Нед принялся смеяться. Гарри Харник и миссис Шефли с удивлением уставились на него.

— Нед, — сказала миссис Шефли, — вы не забываете принимать лекарства, которые вам прописали после смерти Энни?

«Смотри, чтобы они ничего не заподозрили», — предупредил он себя. Сделав над собой усилие, он перестал смеяться.

— О да, — сказал он. — Энни заставила бы меня их принимать. Я смеялся потому, что вспомнил тот день, когда вы, Гарри, здорово взбесились из-за того, что я приехал домой в старой машине, которую собирался чинить.

— Старых машин было две, Нед. Из-за них наш квартал выглядел довольно захудалым, но Энни заставила вас от них избавиться.

— Помню. Вот почему вы купили дом — потому что не хотели видеть, как я привожу домой старые машины, которые люблю ремонтировать. И поэтому, когда ваша жена собиралась позвонить Энни, чтобы узнать, как та отнесется к продаже дома, вы ей не разрешили позвонить. А вы, миссис Шефли, знали, что Энни очень расстроится, если дом продадут. Вы тоже ей не позвонили и не помогли спасти дом, потому что хотели, чтобы я отсюда убрался.

Выражение вины читалось и на покрасневшем лице Харника, и на морщинистом лице миссис Шефли. Может быть, они и любили Энни, но явно недостаточно, так что вольно или невольно отобрали у нее дом.

«Не показывай им своих истинных чувств, — снова предупредил он себя. — Не открывайся».

— Я пойду, — сказал Нед. — Но думаю, вам следует знать, что я догадываюсь о том, что вы затевали. Надеюсь, за это вы оба будете гореть в аду.

Повернувшись к ним спиной, Нед вышел из дома и направился к машине. Открыв дверь, он заметил тюльпан, пробивающийся из земли рядом с тем местом, где проходила когда-то дорожка к их дому, и представил себе, как Энни в прошлом году, стоя на коленях, сажала луковицы.

Нед побежал вперед, наклонился и сорвал тюльпан, а потом поднял его к небу. Тем самым он пообещал Энни отомстить за нее. Линн Спенсер, Карли Декарло, его домовладелица миссис Морган, Гарри Харник, миссис Шефли. А как насчет Бесс, жены Харника? Залезая в машину и трогаясь, Нед поразмыслил и включил Бесс Харник в этот список. Она могла бы сама позвонить Энни и предупредить ее о предстоящей продаже дома. Но не сделала этого, а значит, не заслуживала того, чтобы остаться в живых.

13

Когда я возвращалась в плезантвильский офис компании «Джен-стоун», то опасалась, что могу вторгнуться на территорию доктора Кена Пейджа, однако чувствовала, что должна сделать это немедленно. По дороге из Коннектикута в Уэстчестер я пришла к выводу, что человек, приезжавший за записями доктора Спенсера, мог быть из агентства по расследованию и, возможно, был нанят самой компанией.

В своем выступлении на собрании акционеров Чарльз Уоллингфорд утверждал или, во всяком случае, намекал, что пропажа денег и неудача с вакциной оказались для всех совершенно неожиданными и шокирующими. Однако за несколько месяцев до катастрофы самолета Спенсера кто-то забрал эти старые записи. Зачем?

«У меня меньше времени, чем я полагал». Эти слова Ник Спенсер сказал доктору Бродрику. Для чего меньше времени? Чтобы замести следы? Чтобы обезопасить свое будущее с новым именем, возможно, с новым лицом и миллионами долларов? Или же объяснение совершенно иное? И почему я мысленно все время возвращаюсь именно к этому варианту?

На этот раз, приехав в офис компании, я попросила срочно провести меня к доктору Челтавини. Его секретарь велела мне подождать. Прошло несколько минут, и она сказала, что доктор Челтавини занят, но меня примет доктор Кендалл, его ассистентка.

Здание лаборатории располагалось позади и правее административного помещения, и пройти туда можно было по длинному коридору. Там охранник обыскал мою сумку и провел меня через металлоискатель. В приемной я стала ждать доктора Кендалл.

Она была серьезной с виду, от тридцати пяти до сорока пяти лет, с копной прямых темных полос и волевым подбородком.

Доктор Кендалл проводила меня в свой кабинет.

— Вчера принимали доктора Пейджа из вашего журнала, — сказала она. — Мы с доктором Челтавини уделили ему довольно много времени. Я предполагала, что нам удалось ответить на все его вопросы.

— Есть один вопрос, доктор Кендалл, который не пришел бы в голову Кену Пейджу, потому что он имеет отношение к чему-то, о чем я узнала сегодня утром, — сказала я. — Правда ли, что вначале интерес Николаса Спенсера к вакцине подогревался исследованиями его отца в домашней лаборатории?

Она кивнула.

— Так мне рассказывали.

— Ранние записи доктора Спенсера сохранялись для Ника Спенсера врачом, который купил дом в Каспиене, штат Коннектикут. Прошлой осенью какой-то человек, предположительно из «Джен-стоун», приехал и забрал их.

— Почему вы сказали «предположительно из «Джен-стоун»?

Я обернулась. В дверях стоял доктор Челтавини.

— Дело в том, что Ник Спенсер лично поехал за этими записями и, если верить доктору Бродрику, у которого они хранились, был заметно озадачен, узнав об их пропаже.

По лицу доктора Челтавини трудно было угадать его реакцию. Удивление? Тревога? Или это было нечто большее, скорее напоминающее печаль? Я бы отдала что угодно, чтобы прочитать его мысли.

— Вы знаете имя человека, забравшего записи? — спросила доктор Кендалл.

— Доктор Бродрик не помнит имени. Он описал его как хорошо одетого мужчину лет сорока с рыжеватыми волосами.

Они обменялись взглядами. Доктор Челтавини покачал головой.

— Не припомню, чтобы такой человек имел отношение к лаборатории. Может быть, вам поможет Вивьен Пауэрс, секретарь Ника Спенсера.

В моей голове вертелось не меньше десятка вопросов, которые хотелось задать доктору Челтавини. Интуиция подсказывала, что этот человек не в ладу с собой. Вчера он сказал, что презирает Ника Спенсера не только за его двуличие, но и за то, что его собственная репутация оказалась запятнанной. Я не сомневалась и искренности Челтавини, но чувствовала, что его одолевают какие-то мысли.