— То есть Тамара вам не говорила о том, что беременна?
— Ну конечно, нет! — воскликнул Владимир Сергеевич. — Она промолчала, списала беременность на Диму, вот и все. Ей и не нужно было от нее избавляться, потому что как раз в это время Дима в очередной раз — я узнал об этом позже — предложил ей пожениться. И она сразу согласилась, хотя до этого между ними ничего не было.
— А вы уверены, что она «списала» эту беременность на своего мужа? Я говорю в том смысле, что, может быть, он был в курсе, от кого на самом деле ребенок? — предположила я.
— Нет! — уверенно махнул рукой Гладилин и помотал головой. — Ни в коем случае! Да вы бы видели, как он относился к дочери! Он вообще был из породы тех отцов, которые своих детей, что называется, в зубах таскают. Кстати, он хотел именно девочку и, когда родилась Ксения, был просто шальной от радости. Он любил повторять, как она на него похожа, всегда подчеркивал, что у Ксении глаза его матери, хотя я этого не находил… Не находил, но и не догадывался об истине! Мне не приходило в голову выискивать в ней сходство с самим собой.
«Похоже, так оно и есть, и бедный покойный муж Шуваловой действительно не догадывался о правде, — подумала я. — Хотя, может быть, для него это было и к лучшему? Неизвестно, как пережил бы он такой удар, узнав, что его любимое чадо, в котором он души не чает, на самом деле не его».
— Владимир Сергеевич, — обратилась я к Гладилину, который теперь, возбужденный и взволнованный рассказанной мне историей, сидел, погрузившись в мрачное молчание. — Я, как мне думается, понимаю ваши чувства и очень благодарна за откровенность. Но все-таки меня интересуют подробности не только двадцатилетней давности, но и те, что произошли незадолго до смерти Тамары Аркадьевны. Вы ведь незадолго до ее смерти узнали о том, что Ксения ваша дочь?
Гладилин молча кивнул.
— Когда это случилось? — не отставала я. — И при каких обстоятельствах?
Владимир Сергеевич продолжал молчать, нахмурив лоб и сосредоточенно думая о чем-то. Тут дверь в кухню отворилась, и на пороге появился Данила, облаченный в желтую спортивную майку и джинсы.
— Пап, я ухожу, — бросил он и рассеянно поздоровался со мной.
Отец кивнул, затем встрепенулся:
— Куда?
— К Пашке, он вчера с моря вернулся, ну и… Посидеть, встречу отметить, его послушать.
— Как у тебя с Ксенией? — вдруг резко спросил Гладилин.
Данила кинул на него полный изумления взгляд, скосился на меня и пожал плечами:
— Никак.
— Вот чтобы и было никак! — отрезал отец, повысив голос.
Изумление на лице сына возросло, он не нашелся что сказать.
— Данила, — опомнившись, сказал вдруг Гладилин-старший, поднимаясь со стула. — Я иногда бываю резок, ты уж извини, пожалуйста. Это все нервы, и зол я не на тебя. Я просто хочу с тобой поговорить… Не сейчас, не сейчас, потом, — замахал он руками, видя, что сын собирается что-то возразить. — Сейчас ты иди, куда тебе нужно. Но потом давай поговорим… спокойно.
— Хорошо, — снова пожал плечами Данила. — Завтра?
— Да, вот завтра будет хорошо, — кивнул Владимир Сергеевич, и Данила поспешно покинул кухню, кивнув мне на прощание.
После его ухода я внимательно посмотрела на Гладилина и серьезно спросила:
— Вы что, собираетесь ему рассказать обо всем?
— Не знаю, — снова растирая покрасневший лоб, тихо ответил он. — Я был против этого, я… Я просто не знаю, что делать. У меня такое ощущение, что Тамара ушла навсегда и передала все это мне, предоставив самому разбираться и расхлебывать ее поступки. Так оно, в сущности, и есть, только ушла она не по своей воле.
— Я просила вас рассказать о вашем с ней главном разговоре, — напомнила я. — Тем более сейчас, когда сын ушел, вы можете говорить спокойно, не беспокоясь, что кто-то услышит.
— Да, — согласился Гладилин. — Да-да. Это случилось два месяца тому назад…
Это случилось в самом начале июня, перед выходными днями. Владимир Сергеевич собирался вместе с женой и сыном на дачу, а мать его уже давно находилась там, активно занимаясь садово-огородными делами. Сегодня она должна была возвратиться домой, чтобы искупаться, поэтому на дачу и были вызваны сын с семьей. В разгар сборов раздался телефонный звонок, и он узнал голос Тамары Шуваловой.
— Володя, привет. — Голос звучал, как ему показалось, не совсем обычно, сквозили в нем какие-то озабоченные интонации.
— У тебя время есть? — продолжала Тамара.
— Да в общем, наверное, нет, — ответил Гладилин. — На дачу едем.
— Я тебя надолго не задержу, — торопливо проговорила Тамара. — Мне нужно с тобой срочно поговорить, а потом отправляйся на дачу. А твои пусть едут, мне нужно наедине.
— Что-то случилось? — удивленно спросил Владимир Сергеевич.
С просьбой о конфиденциальности старая знакомая обращалась к нему впервые.
— Я при встрече все расскажу. Задержись, пожалуйста, на часок, очень тебя прошу, это крайне важно!
Он проводил уже ожидавших его жену и сына, объяснив, что подъедет чуть позже, после чего стал ждать Тамару. Она явилась минут через пятнадцать, одетая и накрашенная весьма небрежно, и показалась ему взволнованной.
— Проходи. — Он провел ее в кухню. — Ну что такое, что у тебя за спешка? Кофе будешь? Или квасу?
День был жарким, и Тамара попросила домашнего квасу, приготовленного по рецепту Маргариты Федоровны. Она залпом осушила стакан и села, подперев подбородок руками. Взгляд ее был тревожным. Владимир Сергеевич, по-прежнему не понимая причины, терпеливо ждал. Наконец Тамара вздохнула и, резко вскинув голову, спросила:
— Ты знаешь про Ксению и Данилу?
— Что такое? — нахмурился он.
— Знаешь, что они встречаются и… даже спят вместе?
— Ну… Примерно догадываюсь, — усмехнулся он. — А что случилось?
Он ожидал известия о беременности Ксении и, в сущности, внутренне был к нему готов. Такое сейчас случается сплошь и рядом, так что удивляться особенно не приходится. Другое дело, что рановато, конечно, да и девчонка не самая подходящая, но что ж сделаешь? Если сыну это нужно, то и они с женой возражать не станут. Тамара, видимо, просто волнуется за дочь и хочет сначала поговорить с ним на эту тему, выяснить его позицию.
Тамара молчала, и он спросил сам:
— Она что, беременна?
— Слава богу, нет, — выдохнула та и снова замолчала.
— Значит, ничего не случилось? — уточнил он. — Ты что, наперед беспокоишься?
— Да, беспокоюсь! — воскликнула та, вскакивая со стула. — Беспокоюсь, потому что эти отношения нужно прекращать. Если бы я знала о них раньше, то давно приняла бы меры.