Потом он перевел глаза на Луизу и слегка ссутулился, словно признавая поражение.
– Ты – проклятый ублюдок, Пенхэллоу!
– Не хуже, чем вы, сэр. Ведите нас.
Пенхэллоу подтолкнул ее вперед, и они двинулись вверх по лестнице за широкой спиной Сомертона. Луиза нехотя переставляла ноги, не сводя глаз с идущего впереди человека. Они поднялись на площадку второго этажа, и Сомертон повернул к двери в комнату Филиппа.
– Дверь заперта? – полюбопытствовал Пенхэллоу.
Сомертон полез в карман за ключом.
– Разумеется.
– Открывайте.
Сомертон покачал головой:
– Нет. Отпусти Маркема, и я дам тебе ключ.
Пенхэллоу язвительно хохотнул:
– Я уже семь лет играю в эти дурацкие игры. Открой дверь, предъяви мою невесту, разумеется, живую и здоровую, и получишь назад своего драгоценного секретаря.
– Нет. Отпусти его.
Луиза почувствовала резкую боль и вскрикнула.
Сомертон рванулся вперед. Его глаза были дикими.
– Черт с тобой! Ты заплатишь за все!
– Вряд ли. Несколько капель крови легко смыть холодной водой. Именно холодной, запомните. Горячая вода в этом деле опасна.
– Отпусти его, Пенхэллоу, – хрипло прошептал Сомертон. – Ты же получил, что хотел.
– Еще нет.
Нож снова впился в шею, но Луиза стиснула зубы и не издала ни звука.
– Я же знаю, что ты все равно убьешь его.
– Зачем? – Пенхэллоу размахнулся и ногой распахнул дверь.
В следующее мгновение Луиза влетела в комнату. Она упала на колени и схватилась рукой за горло, а Пенхэллоу, совершив акробатический прыжок, уже снова навис над ней.
Она успела только взглянуть на свои испачканные кровью пальцы, как Пенхэллоу снова поставил ее на ноги и прижал к себе, оглядывая комнату.
Удивительно тихую комнату.
Без предупреждения он швырнул ее, как ненужную тряпку, на деревянный пол.
Сомертон поднял ее, на мгновение порывисто обнял и коснулся пальцем пореза на горле.
– Боже мой, девочка, – пробормотал он.
– Где они? – завизжал Пенхэллоу. – Говори, негодяй! В какие игры ты со мной играешь?
Луиза тоже огляделась. Комната была пуста. Игрушки, книги, маленькая кровать – все было на местах, словно обитатели этой комнаты растворились в воздухе.
Сомертон подошел к окну и выглянул на террасу. Нижняя рама была открыта, и вниз свисала тонкая веревка, привязанная к стоящему в углу диванчику. Он сначала вытащил веревку, потом взялся за подоконник и осмотрел все внизу.
– Похоже, они перехитрили нас обоих, – спокойно констатировал он.
Пенхэллоу фыркнул.
– Они перехитрили вас, – сообщил он. – Лично я не имею к этому никакого отношения. Зачем было держать в детской комнате такую длинную веревку? И почему бы заодно не объяснить им, как сделать веревку, связывая простыни? Они могли погибнуть!
– Внизу балкон, – сказал Сомертон. – Они не подвергались ни малейшей опасности. – Он присел на подоконник и внимательно осмотрелся. Он был собран и насторожен.
К Луизе вернулся дар речи:
– Сэр, должен ли я найти их?
Пенхэллоу метнулся к двери:
– Черта с два! Я сам найду их и положу конец этому спектаклю.
С невообразимой быстротой Сомертон выбросил из окна веревку и перебросил свое грузное тело через подоконник.
– Если я не найду их первым, – сказал он и исчез.
Диванчик заскользил к подоконнику и с грохотом врезался в стену под ним.
Луиза вскрикнула и подбежала к окну. Сомертон спускался по стене Палаццо Анджелини как заправский скалолаз. Не прошло и нескольких секунд, как он достиг террасы, перепрыгнул через ограждения и устремился по зеленой лужайке к видневшимся на краю кустам боярышника.
За ее спиной послышался громкий лай.
Луиза оглянулась.
В дверях приплясывал Куинси и заливался лаем, словно все белки мира устроили перед ним цирковое представление.
Что касается лорда Роналда Пенхэллоу, он давно исчез.
Сомертон выбрался из зарослей, потный и запыхавшийся. Солнце слепило глаза. Он заслонился от яркого солнца ладонью и осмотрел зеленый склон, спускающийся к реке.
Куда она отправилась?
Куда увезла его сына?
Возможно, они все спланировали с самого начала, его жена и Пенхэллоу. Возможно, он как-то сумел передать ей записку о том, что ее ждут у реки. На этот раз они надежно спрячутся, найдут какой-нибудь затерянный уголок, чтобы он, Сомертон, больше никогда не увидел Филиппа.
Он не был хорошим отцом и знал это. Как должен себя вести хороший отец? Сомертону это было неизвестно. Его собственный не обращал на него никакого внимания до его пятнадцатого дня рождения и рокового похода в бордель. А теперь у него четверо детей от четырех разных матерей, и ни к одному из них он так и не нашел подход, не знал, где путь к их сердцам.
Если он потерпит неудачу с Филиппом, своим законнорожденным сыном, вероятно, у него уже не будет другого шанса.
Господь даровал ему только один.
Он краем глаза заметил движение на берегу и услышал:
– Папа?
До него донесся женский голос, успокаивающий ребенка, но одного слова было достаточно.
Он бросился вниз по склону и вскоре увидел две фигуры, мальчика и женщину. Женщина прижимала ребенка к груди, как Пенхэллоу несколько минут назад прижимал к себе Луизу.
Из груди Сомертона вырвалось глухое рычание.
Элизабет обернулась, увидела Сомертона и попыталась бежать, волоча за собой Филиппа, но мальчик вырвался и побежал к нему.
К нему.
Граф остановился. Мысли лихорадочно метались, сменяя друг друга. Отец должен быть строгим, но добрым. Должен управлять домом. Должен…
– Молодой человек, – неуверенно начал он.
– Папа, где песик? Я хочу собачку! – На лице мальчика застыла мольба.
Собаку? Какую собаку?
– Это собака мистера Маркема, Филипп. Пойдем со мной. – Он протянул сыну руку.
– Нет! Филипп! – Элизабет схватила малыша за руку. – Иди за мной!
Филипп с сожалением взглянул на отца:
– Извини, папа. Мама говорит, что я должен идти с ней.
Женщина потянула мальчика за собой к реке, и в груди Сомертона что-то оборвалось.
Он никогда не увидит Филиппа, потому что его жена этого не допустит. Она, словно грозный страж, стояла между ним и сыном, не подпуская его к малышу, не позволяя ему даже попытаться быть отцом, научиться этому.