– Филипп со своей матерью и лордом Пенхэллоу находятся неподалеку. Насколько я понимаю, они ждут окончательного решения лондонского суда, чтобы пожениться.
– Она ждет ребенка.
– Да, я знаю.
– Это, разумеется, его ребенок. Это хорошо… Хотя я на мгновение подумал… – Он отвернулся. – Был небольшой шанс… Я вел себя плохо, недостойно. Когда я понял, что она беременна, и она сказала, что это ребенок Пенхэллоу, у меня в голове помутилось. Нет, я бы не ударил ее. Никогда. Я просто хотел… не знаю, чего я хотел. Возможно, убить себя.
– Вы часто вели себя плохо, милорд, но, думаю, теперь вы избавились от этой вредной привычки.
Сомертон снова закрыл глаза.
– Да. Она получит все, что захочет. Только пусть разрешит мне иногда видеть его. Моего сына. Я должен знать, что у него все в порядке.
У его губ оказался стакан. Сомертон послушно выпил воду и заснул.
В его руке маленькая ручонка.
Это было первое, что он отметил, когда открыл глаза. Он повернул голову и увидел встревоженные глазенки сына. На мгновение Сомертону показалось, что он смотрит на себя, только маленького.
– Филипп.
– Ты проснулся, папа?
– Да. Почему ты здесь?
Послышался шелест шелка и женский голос:
– Я привезла его, милорд. Он хотел вас видеть.
Сомертон закрыл глаза.
– Элизабет.
– Папа, мне очень жаль, прости меня, пожалуйста, – торопливо заговорил Филипп. – Я не хотел толкать тебя. Я только хотел, чтобы ты бросил нож и не сделал больно дяде Роналду.
– Ты все правильно сделал, малыш, – прошептал Сомертон. – Храбрый мальчик.
– У тебя сильно болит голова, папа?
Голова у Сомертона раскалывалась на множество частей.
– Вовсе нет. Я просто отдыхаю.
О господи! Сомертон явственно ощутил прикосновение к руке маленьких сухих губ. К костяшке большого пальца. Открыв глаза, он увидел макушку сына.
– Мне так жаль, папа.
– Все в порядке, малыш. – Он поднял руку и погладил сына по голове.
Тихо заговорила Элизабет:
– Филипп, дорогой, ты позволишь мне поговорить с твоим отцом наедине?
Филипп снова поцеловал костяшку большого пальца и исчез. На стул у кровати Сомертона опустилась Элизабет. В ее красивом теле теперь жил ребенок ее любовника, а лицо сияло счастьем и здоровьем.
– Прекрасно выглядишь, – сказал Сомертон.
– Ты тоже выглядишь лучше, чем когда я видела тебя в прошлый раз.
– Я поправляюсь. Полагаю, тебе нужно мое благословение? Хочешь убедиться в моем согласии?
Женщина заколебалась.
– Мне жаль, что все так вышло. Поверь, я понимаю, что была неправа, решив бежать, но ты… но мы…
– Мы никогда не подходили друг другу.
– Да. – Она опустила голову и внимательно рассматривала свои руки.
Сомертон отвернулся, взглянул на полог над кроватью и положил на грудь руку, которую поцеловал Филипп.
– Я вел себя дурно. Так сказал Маркем.
– Он прав. Но я тоже виновата. Мы оба совершили много ужасных ошибок, и я надеюсь… я надеюсь… – Ее голос сорвался.
– Я приношу свои извинения, – сухо сказал Сомертон. – Если тебе нужно мое благословение, считай, что получила его. Выходи за него замуж. Надеюсь, он сделает тебя счастливой.
– Я тоже надеюсь, что ты когда-нибудь найдешь свое счастье.
Сомертон почувствовал жжение в глазах и собрался с силами:
– Берегите моего сына. Вы оба.
– Обязательно. – Элизабет на мгновение коснулась прохладными пальцами лба Сомертона и тут же встала. – Я хочу тебе сказать вот что: Филипп никогда не слышал ни одного дурного слова о тебе ни от меня, ни от него. И не услышит. Все остальное зависит от тебя.
Сомертон взглянул на костяшку пальца, которой касались губы сына.
– Если я когда-нибудь смогу вам чем-то помочь, только скажите.
Женщина не ответила. Он слышал, как она что-то прошептала Филиппу.
– До свидания, папа, – сказал Филипп от двери.
– Будь здоров, Филипп.
Дверь закрылась. Сомертон отвернулся к стене и смотрел на темную деревянную панель, пока не уснул.
– Когда ты говорил, что мы уедем отсюда, Маркем, что конкретно ты имела в виду?
Это было на следующий день после визита Филиппа с матерью или, может быть, через день. Сомертон потерял счет рассветам и закатам в темной комнате. Сейчас он сидел на кровати не в силах ни читать, ни встать без посторонней помощи, в общем, он не мог ничем заняться и стал нервничать.
– Я – Луиза, милорд. Пора выпить немного бульону.
– Я не инвалид, – огрызнулся граф.
– Прощу меня простить, милорд, но вы хуже инвалида. Вы даже не можете ходить, ни на кого не опираясь. А уж характер… Никакой инвалид до такого не додумается. – Она вздохнула и отставила в сторону бульон. – Впрочем, ничего другого я и не ожидала.
– Ты уклоняешься от ответа, Луиза. У меня есть дела, требующие моего внимания. Дурные дела, как ты понимаешь, которые я могу поручить только самому себе.
– Милорд, у меня есть предложение. – Она сцепила пальцы на коленях и опустила голову.
Сомертон пристально уставился на девушку. В комнате было темно, хотя сегодня в нее допустили немного больше солнечного света. Граф заметил, что Луиза больше не покрывает волосы помадой, и они, хотя все еще очень короткие, падают ей на лоб. На ней была свободная белая рубашка без жилета. И она хотела, чтобы он называл ее Луизой.
Все это были подсказки.
– Какое предложение? – подозрительно спросил он.
Луиза вздохнула и расправила плечи:
– В последние дни я все время думала о сложившихся обстоятельствах.
– Не сомневаюсь, Маркем.
– Окончательное решение о расторжении брака будет принято лондонским судом через три или четыре недели.
– Да.
– Возможно, после этого будет возможно… Вы должны подумать…
– Маркем!
Она секунду помедлила и встретила его взгляд с королевским высокомерием.
– После этого вы сможете жениться на мне?
Граф Сомертон был человеком, привычным к неожиданностям. В его жизни они случались едва ли не чаще, чем запланированные мероприятия. Однажды он приехал в Копенгаген на встречу со своим человеком, которому верил больше, чем самому себе, попал в засаду и в конце концов оказался в тупиковой аллее, окруженный врагами. Тогда он был на волосок от смерти, но все же сумел спастись.