В объятиях принцессы | Страница: 67

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ты ошибаешься. Я ужасный муж, а отец вообще никакой. А последний разработанный мной план только случайно не закончился грандиозным провалом. – Он посмотрел на свои ладони. – Одному Богу известно, что будет с нами через несколько недель… или лет, если до этого дойдет. Видишь ли, дорогая, моя звезда уже закатилась, а твоя еще только восходит.

– Что за меланхолическая чушь! Должно быть, всему причиной – вино в вагоне-ресторане. Ужасная гадость! Я сама пожалуюсь в компанию!

Сомертон продолжал разглядывать руки. Его большие ладони были пересечены глубокими линиями и испещрены мозолями.

Луиза накрыла его руки своими.

– Я доверяю этим рукам. Я верю тебе.

Он аккуратно высвободился и ухватился за перила.

– В любом случае уже поздно поворачивать назад. Жребий брошен.

Рокот стал громче. Поезд задрожал. Луиза тоже взялась за перила и склонила голову к Сомертону.

Мимо пронесся встречный поезд, ритмично стуча колесами.

Он исчез так же быстро, как появился, и снова повисла тишина.

В душе Луизы царил мир. Несмотря ни на что, она была спокойна. Она вспомнила ужас на лице Сомертона, когда Пенхэллоу схватил ее и приставил к горлу нож, как он нежно обнимал ее, когда выносил из конюшен на Итон-сквер. Памела говорила, что он много ночей провел у ее кровати.

Неужели это был тот же самый человек, который только что произнес эти холодные слова?

– Сейчас поедем, – сказал Сомертон.

Луиза с наслаждением вдохнула чистый горный воздух.

– Да. Скоро Хунхоф. А потом начнется самое главное. Мы возьмем штурмом дворец, мы вернем трон, мы…

– Прошу прощения. Мы?

– Конечно. Ты, я и Олимпия. И все подданные, которые сохранили мне верность.

– Моя дорогая, ты ошибаешься. – Он выпустил наконец из рук перила и обнял жену за плечи. – Олимпия и я действительно будем, как ты выражаешься, брать штурмом дворец, а ты останешься в безопасном убежище.

– Я вовсе не намерена отсиживаться…

– Это не обсуждается, дорогая…

– Не называй меня так!

– Я могу называть тебя, как пожелаешь, но это действительно не обсуждается. Ты очень много значишь для своего народа, поэтому останешься в безопасном месте, пока не будет покончено со всеми революционерами.

Какой свежий воздух. Интересно, почему он кажется серебристым.

– Понятно. – Она поднырнула под его руку, отвернулась и сделала шаг к двери. – Так и должно быть. Защищай королеву любой ценой.

– Моя дорогая…

Луиза рывком распахнула дверь.

– Мой дорогой Маркем. – Сомертон, как и прежде, смотрел куда-то вдаль. Его гордый нос был задран, словно он принюхивался к воздуху. – Ты очень много значишь и для меня.

Она застыла, сжимая в руке дверную ручку. Лунный свет покрыл темные волосы ее мужа серебром.

Черт бы его побрал. Как у него это получается?

– Рада это слышать, – тихо сказала она, – потому что я, кажется, не смогу без тебя жить.

Она вошла в вагон, захлопнув за собой дверь. Как раз в это время послышался свисток и поезд наконец тронулся.


Сомертон обнаружил жену на своей койке. Она, свернувшись в клубочек, крепко спала. Куинси посапывал у ее ног.

– Маленькая упрямица, – пробормотал Сомертон. Затянув потуже пояс халата, он вышел из купе.

Олимпия, ехавший в соседнем купе, крепко спал, о чем свидетельствовал громкий храп. Сомертон постучал, и храп моментально прекратился.

– Тебя выставили за дверь? – полюбопытствовал герцог, широко зевая.

– Наоборот. В данный момент Луиза крепко спит на моей койке. – Это была чистая правда.

Олимпия еще раз зевнул и сделал рукой приглашающий жест.

– Может быть, вы изволите войти, ваше высочество?

Его слова задели Сомертона, хотя лицо его осталось непроницаемым. В купе было душно. Он подошел к окну и открыл его. Ворвавшийся поток холодного воздуха быстро успокоил нервы.

– Если можно, говори быстрее. Я – старый человек и нуждаюсь в полноценном отдыхе.

– Я хотел спросить о твоих планах, дядюшка. Ты в них уверен?

– Настолько уверен, насколько это возможно в создавшихся обстоятельствах. Народ недоволен анархистами. Люди уже начали понимать, что революционеры не только не выполнили свои обещания, но и в будущем не собираются этого делать, а богатство страны расходуется на личные нужды правителей. Особенно люди недовольны тайной полицией.

– Глава которой в данный момент отсутствует?

– Да. Я считаю, что он отправился в компании мисс Динглби в Англию.

– С какой целью?

– Конечно же, захватить Стефани. Она – единственная принцесса, которую Динглби знает, где искать. Учитывая недавние беспорядки в провинциях, которые едва не закончились мятежом в Хунхофе, заговорщики, по моему мнению, решили посадить на трон номинального главу, напоминающего о прежних днях, – это поможет успокоить людей.

Сомертон отвернулся от окна. Олимпия сидел на койке. Его лицо было очень усталым, хотя глаза оставались ясными, проницательными и явно не упускали ни одной детали.

– Это известно точно?

– Я опираюсь на сведения от своего источника.

– А какие меры предосторожности приняты, чтобы защитить Стефани? Мною руководит вовсе не праздное любопытство. Моя жена очень привязана к сестрам.

Олимпия улыбнулся:

– Да, я знаю. Я отправил соответствующие телеграммы. О Стефани позаботятся. Да и в судебном процессе по делу ее любовника наметились перемены к лучшему. Думаю, они скоро поженятся. И чем скорее, тем лучше.

– А как насчет дома, где останется Луиза, пока мы будем разбираться с заговорщиками? Его владельцы вне подозрений?

Олимпия встал, поднял руки и сделал попытку потянуться. Из-за его гигантского роста и низкого потолка она не удалась.

– Никто не может быть вне подозрений. И кому, как не тебе, это знать?

– Но все же ты именно мне доверил свою самую большую драгоценность.

– Разве я ошибся, лорд Сомертон?

Граф скрестил руки на груди. Тонкий шелк халата скользил под руками.

– Возможно, ее высочество ждет ребенка.

Брови герцога взлетели на лоб:

– Правда? Отличная работа. Мои поздравления, племянник.

– Оставь свои поздравления при себе. Еще рано говорить уверенно, но мы надеемся. Поэтому обеспечение ее безопасности приобретает первостепенную важность. Мне необходимо точно знать, что там, куда ты намерен ее спрятать, ей не угрожает опасность.