— Все было бы гладко, если бы не эта проклятая пижама. Да, можно предположить, что Веру убила женщина, любовница Маслова, из ревности или чтобы подставить самого Маслова. Но вот зачем ей, этой убийце, было брать с собой в гостиницу пижаму?
— Да мало ли?! Она могла ее купить в тот же день… Ты видел эту пижаму, она была новая? С этикетками?
— Катя, с какими еще этикетками?
— Нет, ты не понял… Я имею в виду не бумажные или картонные этикетки с указанием названия фирмы-производителя и цены, нет. Вот я, к примеру, когда покупаю белье, пусть даже пижаму, я, понятное дело, удаляю все внешние этикетки, но существуют еще и внутренние, которые вшиты в швы, понимаешь? Как правило, они сделаны из плотного искусственного шелка с вышитым на них фирменным знаком и указанием состава ткани. Эти вшивки колючие и царапают кожу, поэтому их либо выпарывают, либо аккуратно срезают ножничками. Это относится и к более интимному белью… Поэтому я спрашиваю, сохранились ли эти вшивки, я не знаю, как правильно их назвать… Если их не срезали, то можно было бы предположить, что пижама совсем новая… В сущности, это можно проверить с помощью экспертизы, если в этом, конечно, есть смысл… Но вопрос пижамы действительно очень интересный.
— Но Караваев, муж, видел эту пижаму… Ему же вернули ее вещи после экспертизы…
— И что он сказал? Она принадлежала Вере?
— Он сказал, что ему трудно ответить на этот вопрос, потому что у его жены было достаточно много вещей, белья и что он не может утверждать, что эта пижама принадлежала именно Вере.
— Да уж, мужчины — странные существа.
— Катя, возьми меня, вот я следователь, и что? Ты думаешь, я знаю, как выглядят все твои ночные рубашки или пижамы?
— Я вот лично знаю все твои рубашки, трусы, носки…
— Короче. Ты поняла. Вопрос с пижамой Веры остается открытым. Но я все-таки не верю, что женщина, которая убила, как ты предположила, Веру из ревности или чтобы подставить Маслова, стала бы надевать на тело пижаму. Скорее всего, она надела бы ее обыкновенную одежду, юбку там, свитер… Или закутала в пальто или куртку. А еще лучше — завернула бы в одеяло, как это делается в подобных случаях. Но чтобы надевать пижаму…
— Постой! Как, каким образом зарезали Веру? Может быть, пижаму проткнули ножом? Тогда можно было бы утверждать, что Вера была в пижаме до того, как ее убили.
— Понимаешь, пижама была расстегнута, нож не коснулся пижамной материи, но вот кровью залита буквально вся передняя часть пижамной куртки…
— Может, Вера где-то спала, когда ее разбудили, она встала, быть может, она вообще спала голая, но, услышав звонок ли, стук или шум, быстро надела пижамные штаны, набросила куртку и, застегивая на ходу, вернее, так и не успев застегнуть, встретила убийцу… Уф… Ну и работа у тебя. Знаешь, у меня аж ребра заболели, как начала представлять себе, как убийца вонзает свой нож в тело… Но Кожин, как мне думается, не имеет к убийству никакого отношения. Надо бы выяснить, кто еще находился в гостинице «Синий бор», кто там был зарегистрирован, может, правда, какая-нибудь знакомая Маслова…
— Да, там была еще одна пара, я даже фамилии записал и запомнил: Эльвира Ножкина и Михаил Сыров. Ей приблизительно тридцать пять лет, а ему — за пятьдесят.
— Любовники?
— Уверен, — пожал плечами Никита.
— Надо бы их проверить, заяц. Странно, что ты еще этого не сделал. А эти двое, о которых мне уже рассказал: администраторша и охранник? Тебе не показалось странным, что они исчезли как раз тогда, когда Караваева и Маслов покинули номер? И никто не видел, то ли они уезжали по отдельности, то ли вышли из номера вместе? Это же все так важно!
— Да, ты права… Я займусь этим «Синим бором». И если нужно будет, то припугну всех, кто там был. Значит, думаешь, что Кожин ни при чем?
— Ты же сам говоришь, что Кожин — какой-то там пьяница… Не могу себе представить, чтобы он был каким-то образом связан с Верой Караваевой. Разве что у Веры имелось какое-то дело в Анисовой, может, у нее там живут родственники или знакомые, у которых она могла бы заночевать… Но произнося сейчас все это вслух, лишний раз убеждаюсь, что все это — полная чушь. И что Анисовая выбрана убийцей случайно… Просто мчался убийца на своей машине — черном джипе или той, другой машине, которую описали ваши свидетели, — подальше от места совершения убийства, которое, возможно, находилось рядом с его домом или в его доме… Ты понимаешь меня?
— Да я и сам тоже думал, что Анисовая — случайная станция… И что никакой привязки к месту преступления нет.
— Но то, что Вера спала, когда появился убийца, это точно…
— Но где, где она могла спать, если ее муж утверждает, что она никогда ни у кого не ночевала одна?
— Значит, она ночевала дома, Никита.
— Эля, ты мне рубашку погладила? Эля, ты слышишь меня? Я опаздываю!
Рубашку погладь, еду приготовь, вещи постирай, в комнатах прибери… Она бы, может, и делала это все с превеликим удовольствием, как это делают многие женщины, но это в том случае, если бы муж хотя бы что-то зарабатывал! А так? Работает в какой-то непонятной фирме, которая непонятно чем занимается, пытается что-то продать, что-то «наварить-накрутить», а в результате вся семья живет только на Элины деньги. Это она покупает еду, одежду для мужа, оплачивает ремонт его машины и каждый день дает мужу деньги на бензин и обед. А он все только что-то обещает и постоянно делает вид, что занимается важными делами. И завтрак-то ему подай, и ужин накрой, и при этом надо постоянно делать вид, что она его уважает и ценит. И все это ради чего? Да ни ради чего. Просто она жалеет его, вот и все. А он, чувствует ли он это?
Вот и сегодня ночью она проснулась, обняла мужа, спящего спиной к ней, поцеловала в затылок, подышала теплом на него, словно желая как-то согреть, прижалась к нему и подумала, что относится к нему, к взрослому мужчине, почти с материнской нежностью. Что как к мужчине уже давно к нему ничего не испытывает. А он и не страдает от этого, между прочим, живет в каком-то своем мирке, полном смутных надежд и фантазий. Хоть бы поскромнее, что ли, был, не выпячивался так, не пытался хотя бы перед ней, перед своим близким человеком, раздуваться индюком! Не пыхтел бы о несметных ожидаемых прибылях, о новых машинах и путешествиях…
Она поглубже зарылась в одеяло, чтобы не слышать голоса мужа. Погладила она ему рубашку, повесила на плечиках в гостиной, на самом виду, что еще нужно?!
— Эля, я нашел! Нашел, не вставай! Я и кофе уже попил! Все, дорогая, я пошел… Ах да… А где мои чистые носки? Кажется, ты говорила, что куда-то их положила… Ах, вот, и их тоже нашел… Вот черт, опаздываю! Ладно, пока, дорогая! Созвонимся!
Зачем орать на всю квартиру? Зачем будить? Мог бы сам спокойно одеться и выпить кофе. Урод, одним словом.
Она закрыла глаза и стала погружаться в сладкую дрему, как вдруг услышала над самым ухом: