Теперь я знаю, как выглядела моя мама. Она действительно была красивой, как я и фантазировала в интернате. У меня ее глаза, брови, лоб, волосы. А нижняя часть лица мне досталась от папы. У мамы черты лица мягкие, а во мне чувствуется суровость. Мама, наверняка, мило улыбалась и излучала нежность. Мне этого не дано, у меня с детства атрофированы мышцы, поддерживающие улыбку.
Я приехала в Валяпинск, чтобы найти Виктора Брагина, о котором упомянула Ольга Демьянова. Он учился с ней в одном классе, значит ему сейчас пятьдесят лет. Известен район, где он жил, и школа, которую закончил. В конце девяностых Ольга встретила Брагина в форме МВД. Она запомнила на его груди орден и медали. Обычно этих данных более чем достаточно, чтобы найти человека в социальных сетях. Я провела за компьютером полдня — безрезультатно.
Мне пришлось вновь смотаться на Мытищинский строительный рынок. Еще пять тысяч рублей — и Ольга Демьянова предоставила мне свой пароль в «Одноклассниках». От ее имени я написала «друзьям», что мечтаю найти «кавалера детства» Витьку Брагина. Да здравствует всеобщая ностальгия по юности! Не прошло и суток, как я знала, где его искать.
В родной Валяпинск я въезжаю ближе к вечеру. Можно отдохнуть с дороги и утром с новыми силами отправиться на важную встречу. В обычных обстоятельствах я так бы и поступила. Но когда не дает покоя вопрос о трагической смерти мамы, о спокойном сне можно забыть. «Старый чулан» прошлого манит кровавой тайной.
На заправке я заливаю полный бак горючего, перехватываю на ходу булочку с чаем и направляю «чероки» за город. Путь лежит в бывший военный городок, закрытый при сокращении армии. Через тридцать километров я сворачиваю с трассы. Узкая дорога между высоких елей похожа на коридор без крыши. Чем ближе к цели, тем хуже становится покрытие. Появляются выбоины, а последние пару километров я преодолеваю по выщербленным бетонным плитам и ухабам снежных заносов. Фары выручают не всегда. Один раз я чуть не ухнула со вздыбившейся плиты в глубокую яму. На скорости ее можно проскочить, но пожалев изношенную подвеску, я благоразумно объезжаю препятствие по сугробу.
За сломанным шлагбаумом появляется брошенный городок. Свет горит лишь в нескольких кирпичных домах послевоенной постройки. Панельные пятиэтажки семидесятых зияют пустыми глазницами окон.
Я проезжаю на окраину городка и остановливаюсь у стенда «Стрелковый клуб «Выстрел». Чувствуется, уральские парни подошли к названию творчески. Впереди виднеется дом барачного типа. В правом его крыле теплится жизнь. Это конечная цель моего долгого маршрута. Я закрываю джип и топаю пешком по сугробам.
— Кого принесло? — раздается мужской голос за дверью, когда я настойчиво стучу в барак.
На этот случай у меня заготовлено качественное удостоверение майора полиции, состряпанное еще специалистами Конторы.
— Откройте. Пара вопросов.
— Ко мне заходят без стука.
Я толкаю дверь, оказавшуюся незапертой, и демонстрирую раскрытое удостоверение.
— Майор полиции Ланская. Вы Виктор Брагин?
— Допустим.
Ершистый тип! Я вхожу внутрь и убеждаюсь, что передо мной действительно Брагин. Это физически развитый мужчина, отлично выглядевший для своих пятидесяти лет. Стрижка наголо, уверенный взгляд и щетина придает ему брутальность. Он сохранил подтянутую фигуру, но потерял левую руку. Вместо нее пристегнута культя, заканчивающаяся отточенным стальным крюком. Эту примету, про которую мне написал «одноклассник» невозможно подделать.
Мы проходим в просторную комнату со старым телевизором и рядами скрепленных рейками стульев. Видимо, ранее барак являлся казармой, и здесь рядовые смотрели программу «Время».
— И по какому поводу такая честь? — небрежно интересуется Брагин.
Он оседлал единственный незакрепленный стул. Его наглый взгляд изучает меня, а в голосе проскальзывают нотки вызова.
Я стараюсь держаться официально. Присаживаюсь, раскрываю на коленях папку и растираю пальцы, словно собираюсь делать записи.
— По заявлению родственников мы пересматриваем старое уголовное дело. Есть основания для реабилитации.
— Какое дело?
— О двойном убийстве семьи Портновых. Девятнадцатилетней Светланы и ее мамы. Их зарезали в 1975 году в собственной квартире. Вспоминаете?
— Допустим. А я тут при чем?
— Вы проживали в соседнем доме и могли что-то видеть.
Брагин молчит.
— Вам было всего двенадцать, но вас характеризуют, как шустрого непоседливого мальчика, — настаиваю я. — Подростки порой замечают такое, на что взрослые не обращают внимания.
— Я удостоверение ваше не разглядел. Покажите. — Неожиданно просит Брагин.
Упертый тип! Ладно, покажу еще раз творение Лубянской типографии.
Я сую руку во внутренний карман. В ту же секунду Брагин вырывает из-под себя стул и наотмашь бьет им по мне. Не успеваю я опомниться, как оказываюсь лицом вниз на полу, придавленная мужской коленкой, а в горло мне впивается стальной крюк.
— Рыпнешься — проткну! — рычит Брагин.
— Нападение на полицейского — это статья, — предупреждаю я, пытаясь выиграть время и извлечь оружие. — Уймитесь.
— Да какой ты мент! Косметики мало, а ума много. Я служил в ментовке и тамошних баб повидал. — Он сует свободную руку мне за пазуху и выхватывает «Беретту». — Это в каком же отделении такие пушки выдают? Ты прокололась с самого начала, сука. Я видел в зрительную трубу импортные номера на твоей тачке. Кто тебя послал?! Говори, а то убью!
Вот попала! Более безвыходное положение трудно представить. В горло впивается крюк, мощное колено готово сломать позвоночник, а в затылок упирается ствол пистолета.
— Не могу. Убери крюк, — сиплю я, совершенно не притворяясь.
Брагин убирает ужасный крюк и даже снимает с моей спины колено. Я приваливаюсь спиной к ряду стульев, оставаясь сидеть на полу. На меня смотрят ствол «Беретты» и глаза Брагина. И то и другое не сулит ничего хорошего. Влипла, так влипла!
— Отвечай: кто, откуда, зачем? — требует Брагин.
— Иначе убьешь?
— Непременно.
— А доводилось?
Он наклоняется и шипит:
— Много раз, детка.
Он не обманывает, но допускает оплошность. Брагин впивается глазами в мое лицо, забывая о моих руках. Я пользуюсь этим мгновением.
Я выхватываю компактный «глок» из кобуры на лодыжке. И вот два ствола направлены друг на друга.
— Брось пукалку! — требует Брагин. — Я получу лишь ранение, а тебе вышибу мозги.
— Ранение ранению рознь.
Я сижу на полу, а Брагин стоит передо мной, и мой ствол направлен точно в его мужское достоинство.