Тем не менее Богоявленский обладал массой черт, за которые его можно было уважать. И более достойной кандидатуры на должность директора краеведческого музея было просто не сыскать. Я видела Богоявленского последний раз больше года назад, и теперь мне было небезынтересно узнать, что произошло за это время с ним, а также с его близкими, с которыми я также успела познакомиться.
– Прошу вас, войдите! – послышался напыщенный голос директора музея после моего стука.
Я вошла и увидела Богоявленского, восседающего за столом. На вид ему было лет пятьдесят пять, высокого роста, худощавый, с заметной сединой и в старомодных очках. Серые глаза смотрели чуть насмешливо, а манеры остались все теми же немного театральными и даже патетическими.
– Добрый день, Иннокентий Владимирович, – проходя, с улыбкой поприветствовала я его. – Не помните меня?
– Здравствуйте, здравствуйте, – широко улыбнулся Богоявленский. – Как же, как же, Татьяна Александровна, прекрасно помню. Как успехи на поприще частного сыска?
– Благодарю вас, нормально. Правда, возникли некоторые затруднения, поэтому я и осмелилась потревожить вас, – подстраиваясь под церемонный тон собеседника, сказала я.
– Что ж, весьма рад, весьма, – качая головой, ответил Богоявленский. – Прошу вас, садитесь. Так что привело вас в мою скромную обитель?
– Исчезновение вашего сотрудника Сергея Лаврентьева, – ответила я, усаживаясь в кресло с витыми подлокотниками.
– О, печальная история! – скорбно кивнул Богоявленский. – Но мы все надеемся, что этот инцидент благополучно разрешится в ближайшее время. Тем более что за дело взялась такая опытная дама.
И Богоявленский развел руками.
– Я надеюсь на то же самое, – призналась я. – Но мне потребуется ваша помощь.
– Всегда рад помочь, – посерьезнел Богоявленский. – Слушаю.
– Иннокентий Владимирович, как долго работает у вас Лаврентьев? – приступила я к своим вопросам.
– Да уже десятый год, он пришел к нам сразу после окончания университета. По натуре он человек довольно консервативный – впрочем, как и я, – несколько застенчиво заметил директор музея, – и не склонен к перемене места работы. Тем более что история – его стихия.
– И как вы его характеризуете?
– Очень ответственный работник, исполнительный, – с чрезвычайно серьезным видом кивнул Богоявленский. – Однако ему не хватает, что называется, инициативы... Я бы даже сказал, авантюризма! – При этих словах в глазах Иннокентия Владимировича зажегся живой огонек. – Чересчур подвержен штампам, робок, стеснителен... Но человек вполне достойный, – справедливо завершил директор музея. – Приличный молодой человек! – воздел он кверху указательный палец. – Это в наше время редкость!
Пафос в его интонациях достиг апогея.
– А раньше не случалось такого, чтобы он внезапно исчезал, пропадал? Все-таки историки – немного сумасшедшие люди, – подмигнув Богоявленскому, улыбнулась я.
– Перестаньте! – махнул рукой Иннокентий Владимирович. – Для творческого человека «сумасшедший» – это комплимент! Нет, здесь не тот случай. Сергей просто патологически ответственный человек!
Иннокентий Владимирович откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу.
– А как поживают ваши дети, внук? – поинтересовалась я.
– Внук – потомственный лентяй и лоботряс! – с чувством необыкновенной гордости за девятилетнего сына своей дочери расплылся в улыбке Иннокентий Владимирович. – Это у него от папы. Тем не менее я принимаю активнейшее участие в его воспитании. Мы уже практически одолели английский язык и планируем перейти к немецкому. Он играет на пианино все сонаты Бетховена и готовится в мастера спорта по академической гребле!
Богоявленский своего внука просто обожал. Обожал настолько, что мальчик почти постоянно жил у него дома, а не с родителями. Тем не менее взгляд на воспитание подрастающего поколения у Иннокентия Владимировича был весьма своеобразным. Он, например, буквально изводил внука ежедневными переводами английских писателей по пять страниц, занудными разучиваниями произведений музыкальных классиков, а также заставляя пацана принимать ледяной душ.
– Что ж, я желаю вам дальнейших успехов. А теперь давайте все же вернемся к Лаврентьеву, – сказала я, чувствуя, что диалог на посторонние темы затянулся. – Есть ли у него друзья среди сотрудников музея?
– Насколько мне известно, нет, – оттопырил нижнюю губу Иннокентий Владимирович. – Он вообще довольно замкнутый молодой человек.
– То есть вы даже предположить не можете, что с ним могло случиться? – разочарованно уточнила я.
– Я, конечно, доподлинно знать не могу. Но если образованный человек начинает тратить свои время, силы и жизнь на недостойные занятия, тут можно ожидать чего угодно! – В гордом кивке головы Богоявленского просквозило презрение и чувство превосходства.
– Что вы имеете в виду? – насторожилась я.
– Человек слаб! – категорически заявил Богоявленский. – Он подвержен низменным страстям и порокам, которые поджидают его на каждом шагу! И только человек несгибаемый может противостоять им!
– Иннокентий Владимирович, нельзя ли попроще? – осторожно поинтересовалась я, испугавшись, что Богоявленский сейчас углубится в евангельские притчи.
– Куда уж проще, – снисходительно склонил голову Иннокентий Владимирович. – Человек погнался за легкой добычей, встал на путь игры, порока! А игра – порождение дьявола!
– Постойте, постойте... – Я вроде бы что-то начала понимать. – Вы хотите сказать, что Сергей увлекался азартными играми?
– Вот именно! – воздел перст к небу Богоявленский. – Дьявольскими играми!
– А откуда вам это известно?
– Дело в том, что он однажды пришел в музей в весьма плачевном виде. И попросил меня принять его, – переходя на нормальный человеческий язык, поведал директор музея.
Я облегченно вздохнула – в такой манере мне было гораздо удобнее общаться с Иннокентием Владимировичем.
– И что же? – нетерпеливо сказала я.
– А то, что он признался мне, что проиграл в казино крупную сумму денег! Что это были не его деньги и теперь он должен их вернуть! Сергей спросил меня, может ли он что-нибудь сделать для музея, чтобы получить достойное денежное вознаграждение... Ну что я мог ответить ему? Культурно-просветительские учреждения, как это ни прискорбно, находятся на грани вымирания. Нас совсем никто не финансирует, все плевать хотели на культурное воспитание нации! Увы, я ничем не мог ему помочь. Спросил, зачем он это сделал, и Сергей признался, что ему стыдно перед невестой, которой он даже подарка достойного подарить не может! Девушка из обеспеченной семьи, и он чувствует себя не на уровне. Он же собирается жениться на ней, и в этой ситуации тоже возникают проблемы. Он говорил сбивчиво, путано, я не до конца, признаться, его понял...