Дасти накрыл поводящего боками Коля попоной, подчеркнуто не высказывая своего мнения о результатах скачки, и я пошел взвешиваться. Сегодняшнее уныние никуда не делось и по-прежнему окутывало меня тяжелым облаком.
В следующей скачке я ехал на лошади тренера из Ламборна и финишировал третьим, сильно отстав от лидеров. Я переоделся в уличную одежду с тяжким чувством, что день прошел впустую.
Когда я вышел из весовой, по дороге к ложе принцессы меня окликнули.
Я обернулся и увидел догоняющего меня Бэзила Клатгера.
— Вы по-прежнему разыскиваете Анри Нантерра? — спросил он, поравнявшись со мной.
— Разыскиваю.
Я остановился. Он тоже остановился, но все время переминался с ноги на ногу, точно стоять ему было неловко.
— Роквили сегодня здесь — их лошадь участвовала в первом заезде. И с ними женщина, которая хорошо знает Нантерра. Они говорят, может, вам стоит с ней пообщаться.
— Да, пожалуй. Он взглянул на часы.
— Я обещал сейчас зайти к ним в бар для владельцев и тренеров выпить рюмочку. Идемте вместе.
— Спасибо большое, — сказал я.
Мы пришли в бар, я взял рюмку портвейна и подсел к Роквилям. Меня представили их знакомой — невысокой женщине, типичной француженке, одевающейся под сорванца, хотя в ее возрасте это уже смотрелось несколько неуместно. На мальчишеской рожице появились морщинки, в стриженных ежиком волосах пробивалась седина. На ней были черные сапоги на высоких каблуках и брючный костюм из блестящей черной кожи, с шелковым платком на шее, повязанным на ковбойский манер.
Однако говор у нее был вполне наш, за версту отдающий английским ипподромом. Ее представили мне как Мадлен Дарси, англичанку, жену французского тренера.
— Анри Нантерр? — с отвращением переспросила она. — Знаю я этого ублюдка! Еще бы мне его не знать. Мы тренировали его лошадей, а он вдруг ни с того ни с сего забрал их и отправил к Вийону!
Говорила она со всей откровенностью задетого самолюбия, довольная тем, что ей внимает столь обширная аудитория.
— Он петух, которому непременно надо кукарекать громче всех. Мы его давно знаем, еще с тех пор, когда лошади принадлежали его отцу, Луи. Это был очень приятный человек, настоящий джентльмен.
— Так Анри получил лошадей по наследству? — спросил я.
— Ну да, конечно. Вместе со всем остальным. Луи был придурок: он свято верил, что его сыночек не способен сделать ничего плохого. Идиот!
Этот Анри — жадная скотина, и хам к тому же. Поделом Вийону.
— Жадная скотина? А в чем это проявляется? — спросил я.
Она вскинула свои выщипанные бровки.
— Мы купили годовалую кобылку с хорошей родословной. Рассчитывали выставить ее на скачки от себя, а потом пустить на племя. Анри увидел ее в загоне — он вечно шлялся по конюшням — и сказал, что хочет ее купить. Мы ответили, что лошадь не продается, и тогда он пригрозил, что заберет своих лошадей. У него было восемь лошадей, мы не хотели их терять. Мы были просто вне себя! Он заставил нас продать кобылку по той же цене, за которую мы ее купили... а мы ее держали уже несколько месяцев! А через пару недель он вечером звонит и говорит, что утром прибудет коневозка за его лошадьми. Вот так просто!
— А что стало с кобылкой? — спросил я.
Мадлен торжествующе улыбалась.
— У нее начался костный шпат, и пришлось ее забить, бедняжку. И знаете, что сделал этот ублюдок?
Она выдержала паузу. Человека четыре, включая меня, нетерпеливо спросили:
— Что?
— Это Вийон нам рассказал. Он был в возмущении. Нантерр сказал, что не доверяет живодерам, что они могут накачать лошадь болеутоляющими, продать и нажиться за его счет, и потребовал, чтобы лошадь забили в его присутствии. Это сделали на земле Вийона, и Нантерр смотрел.
Миссис Роквиль побледнела. К тому же она явно была разочарована.
— Надо же! А когда мы встречались с ним в Лонгшаме и потом в Ньюбери, он произвел такое приятное впечатление!
— Наверно, маркиз де Сад на ипподроме тоже показался бы весьма обаятельным, — вкрадчиво заметила Мадден. — На ипподроме любой может выглядеть джентльменом.
Наступило продолжительное молчание. Наконец я спросил:
— Вы ничего не знаете о его предпринимательской деятельности?
— Предпринимательской деятельности? — Мадден наморщила нос. — Какая-то там строительная компания «Бреску и Нантерр». Я ничего не знаю о его делах, только о его лошадях. Но я бы с ним дела вести не стала. Как человек относится к тренеру своих лошадей, так же он будет вести себя и с партнером. Честный человек всегда честен. А сквалыга и хам так и останется сквалыгой и хамом.
— А... а вы не знаете, где его можно найти в Англии?
— На вашем месте я бы не стала его разыскивать. — Мадлен дружелюбно улыбнулась мне. — От него ничего, кроме неприятностей, не дождешься.
Я поднялся в ложу принцессы и передал наш разговор Литси и Даниэль.
— А что такое шпат? — спросил Литси.
— Костное заболевание, поражающее суставы. Лошадь просто не может ходить.
— Этот Нантерр — настоящий дикарь! — с отвращением сказала Даниэль.
Принцесса и Беатрис стояли у выхода на балкон и беседовали с высоким плотным мужчиной с добродушным лицом и очень светлыми глазами.
— Лорд Вонли, — сказал Литси, увидев, куда направлен мой взгляд. Пришел выразить тете Касилии сожаление по поводу того, что Коль не стал первым. Вы с ним незнакомы? Он, кажется, имеет какое-то отношение к издательскому делу.
— Угу, — сказал я безразличным тоном. — Он владелец газеты «Глашатай».
— Вот как? — Литси мгновенно сопоставил известные ему факты. — Эта не та газета, которая развязала кампанию против... против Бобби?
— Нет, то было «Знамя».
— А-а... — Литси был несколько разочарован. — Значит, он не из тех газетных баронов, с которыми вы воевали?
— Из тех, из тех.
В это время лорд Вонли обернулся в мою сторону.
— Я вам как-нибудь потом расскажу, — сказал я Литси.
Лорд Вонли, как всегда, колебался, не зная, стоит ли протягивать мне руку. Но он ведь не мог не знать, что я здесь буду: ему было прекрасно известно, что после скачек я всегда захожу в ложу к принцессе. Наконец он набрался смелости.
— Великолепная скачка. Кит, — выдавил он. — Жаль, что вам не повезло...
— Бывает, — сказал я.
— Ну, будем надеяться, что на Золотом кубке вам повезет больше.
— Это было бы хорошо.
— Не могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?