Любовь. Вика не могла придумать другого слова.

– Будешь кофе? – повторил он.

– Нет, – ответила Вика.

Она тоже села на кровати и только теперь поняла, что, оказывается, все это время была одета. Ну то есть почти одета… Блузка, которую она считала парадной, совсем не измялась, только пуговка оторвалась. Ну да, им ведь покупают такую одежду, которая не мнется.

«Что у меня в голове? – с недоумением подумала Вика. – Какая-то блузка, при чем блузка, когда со мной такое…»

Может, она преувеличивает значение того, что случилось? Ведь Максим Леонидович ничего об этом вообще не говорит. Кофе предлагает, как будто бы просто пригласил ее в гости. Но ошеломление ее было так велико, что она не могла считать все это преувеличением.

Она тоже встала с кровати. Босоножки валялись на ковре, каблук одной из них лежал рядом – совсем отломался, как же она пойдет… Вика смотрела на отломанный каблук и не могла поверить, что все в ее жизни, да что там в ее жизни, во всем мире останется неизменным.

Максим Леонидович ушел в ванную, там зашумела вода.

– Ну, иди, – сказал он, снова появляясь на пороге комнаты.

– Уже идти?

Вика вздрогнула.

– Ванная свободна, – сказал он.

Она вздохнула с облегчением. Все-таки не прямо сейчас все в ее жизни вернется к прежнему.

Ванная не ошеломила ее, несмотря на множество красивых вещей вроде бронзовых кранов с завитушками под старину, таких же колец для полотенец и хрустальной вазы с цветами, стоящей на полу. Вика машинально понюхала цветы, но они оказались искусственные.

Похожая ванная была в квартире, где она жила два года. Только краны и кольца для полотенец были там не бронзовые и тусклые, а никелированные и блестящие.

Это было не то, что могло бы ее ошеломить, особенно сейчас.

Когда Вика вернулась в комнату, Максим Леонидович уже надел костюм. Не тот, который был на нем с утра, а новый.

– Я должен вернуться на работу, – сказал он. – Извини. Я же не предполагал, что… – И повторил: – Извини.

Вика кивнула. Она не знала, что сказать. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал, просто до слез ей этого хотелось. Но ведь об этом не скажешь, не попросишь.

Максим Леонидович поцеловал ее уже в прихожей. Начал было открывать входную дверь, но вдруг бросил крутить хитрые рукоятки замков, повернулся к Вике и крепко ее поцеловал. И замер, прижав ее к себе.

– Простишь ты меня? – сказал он. – Наверное, нет.

– За что простить? – спросила Вика.

Она в самом деле этого не понимала. Он не только не сделал ей ничего плохого – она была счастлива, что все это получилось у нее не с каким-то ненужным, лишним в ее жизни человеком, а с ним. Он так понравился ей, она так мгновенно в него влюбилась, что ей казалось естественным быть от этого счастливой.

Но обо всем этом она не думала так отчетливо и ясно. Все-таки она была растеряна.

– Я не смогу тебя проводить, – сказал Максим Леонидович вместо ответа.

А зачем ее провожать? Разве она сама не дойдет? И разве ей хочется, чтобы он появился рядом с ней возле детдома? Совсем нет! Она даже вздрогнула, представив это.

Кажется, Максим Леонидович заметил ее растерянность.

– Я тебя найду, – сказал он.

И эти слова сразу наполнили Вику счастьем. Как будто беспорядочно насыпанные железные опилки вдруг легли ровными кругами по силовым линиям магнитного поля; им показывали такой опыт на уроках физики.

Жизнь в настоящем, а главное, в будущем приобрела от его слов стройный вид, оттого Вика и обрадовалась. Ей хотелось поцеловать Максима Леонидовича – показалось, что тогда и он почувствует то же счастье, которое она чувствует сейчас. Но поцеловать его она не решилась, а быстро выскользнула в открытую перед нею дверь и побежала по лестнице вниз.

Глава 17

Он нашел Вику в декабре, через три дня после того, как она вернулась из Перми; до родов ей оставалось три месяца. Ольга Васильевна на свой страх и риск разрешила ей пока пожить в детдоме, но велела немедленно получить жилье.

Вика и сама понимала, что сделать это следует как можно скорее. Да и что тут непонятного? Надо же куда-то принести ребенка из роддома.

Но не хотелось даже представлять, как она является к Максиму Леонидовичу со своим огромным животом и напоминает, что ей положена жилплощадь. Очень уж сильно она на него рассердилась полгода назад, когда поняла, что он исчез из ее жизни совсем. Пронесся, как острая звезда по летнему небу, и исчез, и больше появляться не собирается. Она даже не из-за беременности на него за это рассердилась; о беременности она тогда еще не знала.

Вообще же беременность не удивила ее нисколько. Пожалуй, Вика больше удивилась бы, если бы вышло иначе. Все, что случилось у нее с Максимом Леонидовичем, было в ее понимании так значительно, так сильно, что не могло закончиться пустотой. Не должно было так закончиться.

Все в детдоме считали, что Вика залетела от кого-то в Перми, в общежитии. Ольга Васильевна даже говорила, что очень из-за этого в ней разочарована – думала, она серьезная девушка с большими планами на будущее, а оказалось вот что.

Вика никого не переубеждала – зачем? Не все ли равно посторонним людям, кто отец ее ребенка? Ей и самой уже все равно.

Но когда, возвращаясь вечером из магазина, она столкнулась с этим отцом буквально нос к носу на улице возле детдома, то все-таки растерялась. Почти как в тот раз, когда увидела его впервые.

Он переменился с того раза. Или это ее взгляд переменился? Да, наверное – Вика смотрела сейчас на Максима Леонидовича и не чувствовала ни малейшего трепета. Ни в себе, ни в нем.

– Здравствуй, – сказал он. – Я хочу с тобой поговорить.

– О чем? – спросила она.

– А ты не понимаешь?

– Нет.

Вика пожала плечами. Она действительно не понимала. Она проучилась в университете и прожила в Перми всего полгода, но ее представления об отношениях между взрослыми людьми изменились за это время существенно. И сквозь увеличительное стекло произошедшей с нею перемены она видела свои отношения с Максимом Леонидовичем, как… Да просто не видела она их, вот как. Не может у нее с ним быть никаких отношений, ну и нечего о нем, значит, думать.

Ветер был злой, снег лепил в лицо, улица была пустынна.

– Давай хоть под стену отойдем, – сказал Максим Леонидович.

Вика сделала несколько шагов в сторону и остановилась под стеной дома. Здесь не так сильно шумел ветер, можно было разговаривать.

– Почему ты мне не сказала… про это? – спросил Максим Леонидович.

Она нисколько не удивилась, что он связывает ее беременность с собою. Если она чувствует, что их связь была хоть и мгновенной, но не случайной, то почему бы и ему не чувствовать того же самого?