Что уж такого непредставимого в кошке? Не медведь и даже не игуана.
– У матери спросить, этого они и в голове не держат. А возиться с их тварями – это мать, да.
Вообще-то Антонина хотела, чтобы дочь завела ребенка, пусть бы уже и без мужа, в тридцать пять-то лет. Но Марина сказала, что размножаться не собирается, потому что она не идиотка, на всю жизнь влезать в хомут. То есть это Вике во время очередного наращивания ресниц она сказала, а мать, может, и не стала информировать от греха подальше.
– Притащила мне сейчас свою кошку – на, мать, ухаживай, а она, видите ли, с мужчиной за границу уезжает. На месяц или на два, в Швейцарию или я не знаю куда. Да она и сама не знает. А у кошки прививки, видите ли, не сделаны и чипа в ухе нет, поэтому с собой ее взять нельзя. Разве мы так жили? – Антонина сердито пожала плечами. – У нас кошки во дворе бегали, а не то что прививки.
– И что? – спросила Вика.
Кошка интересовала ее так же мало, как Марина и Антонина. Ей хотелось поскорее узнать, при чем здесь она.
– Да то, что я тоже уезжаю, – ответила Антонина.
– Надолго?
– Как карта ляжет. Лечиться еду.
– Вы заболели? – удивилась Вика.
Здоровье у Антонины было завидное, и не в последнюю очередь поэтому она так переживала из-за пятна на щеке; просто не с чем было сравнивать.
– Для всех – да, – резко произнесла она.
«Исчезнуть хочет на время, – поняла Вика. – Проблемы на работе».
Выяснять подробности она не стала. Про работу Вика никогда Антонину не расспрашивала, та рассказывала сама, охотно и очень умело – так, чтобы не сообщить никаких опасных деталей. Само по себе желание разговаривать о работе Вику не удивляло: понятно, что при Антонининой говорливости молчать о главном, из чего состоит жизнь, для нее невыносимо. Она и не молчала – рассказывала о том, что губернатор на вчерашнем совещании вдруг посмотрел на нее как-то не так, с каким-то таким, знаешь, Вичка, подозрением, она так и обмерла – наговорили на нее, точно! – и ночь не спала, а назавтра он ничего, улыбается опять, и детям привет передавал… А вице-губернатор нанял астролога, чтобы тот по гороскопам определял, кого можно брать на работу, кого нельзя и на какую должность, и по фотографиям тоже – по форме ушей, Вичка, знаешь, столько всего можно сказать, прямо насквозь человека видно, они теперь все к этому астрологу ходят, потому что не брать же людей наугад, можно так нарваться, что…
Все эти сведения в духе сельских суеверий, «Молота ведьм» и Ломброзо изливались на Вику постоянно, как помои из ведра, и интересоваться чем-либо дополнительно у нее не было ни малейшего желания.
Антонинина работа, вообще эта женщина, вся, в целом, диктовала только одно к себе отношение: меньше знаешь – крепче спишь.
– Я бы эту кошку выкинула, да и все, – сказала Антонина. – Но жалко. Все-таки божья душа.
Ее верования были причудливы, поэтому не приходилось удивляться, что она признает за кошкой наличие души. А вообще, при всем Викином безразличии к животным, почему бы и нет? Если считать, что душа есть у Антонины и ее детей, то у кошки она имеется точно.
Божья душа, словно услышав, что разговор о ней, выглянула из-под дивана.
– Трусливая, – сказала Антонина. – С утра там сидит, даже кушать не выходит.
Вообще-то это была не кошка, а котенок – размером с ладонь, снежно-белый. Выглянув, он тут же спрятался обратно.
– Как у Пульхерии Ивановны, – сказала Вика.
– У кого? – переспросила Антонина.
– Так. У знакомой одной. Хотите, чтобы я котенка к себе взяла? Он у меня не выживет. Я домой только ночевать приезжаю.
– А ты перебирайся сюда. Пока меня не будет, – встретив Викин удивленный взгляд, пояснила она. – Месяц я точно не приеду. Только клиентов сюда не зови, работай как обычно.
– Сюда, конечно, нет, – машинально ответила Вика.
Антонина восприняла ее слова как согласие.
– Ну и хорошо! – сказала она. – Прямо сейчас и оставайся. У тебя же для ресниц все с собой? А за одеждой потом как-нибудь съездишь.
Вика хотела сказать, что еще ничего не решила, но у Антонины зазвонил телефон, и она отвлеклась.
«А зачем вообще-то отказываться? – подумала Вика. – Я перед ней ничем не обязываюсь. Только котенка кормить, так она бы мне его все равно навязала».
– Да, выхожу, – сказала Антонина и спрятала телефон. – Вичка, я уборщицу на месяц отпустила, но ты же сама справишься, да?
Тоже ничего удивительного. Антонина из тех, кому палец в рот положи – руку откусят. Но учитывая, что Вика совершенно не жаждет видеть здесь посторонних людей, в том числе и уборщицу…
– Справлюсь, – сказала она. И поинтересовалась: – А чем кошку кормить?
– Понятия не имею, – пожала плечами Антонина. – Маринка какой-то пакет с ней вместе притащила, в прихожей стоит. Там корм, наверное. А по мне, так нечего баловать – что себе готовишь, то и ей давай.
– Себе я только вареные яйца готовлю, – усмехнулась Вика. – Вряд ли она их будет есть.
– У нас кошки хлеб черный ели. А если в супе вымакаешь, то вообще за счастье. Ну, пока. Дверь за мной запри, ключи на полке. И наслаждайся жизнью!
Наслаждение вряд ли, но облегчение, закрыв за Антониной дверь, Вика почувствовала точно.
Она не то что любила одиночество – оно было ей необходимо. Полжизни Вика этого не понимала, да и как бы она могла это понять, если одиночества в половине ее жизни не было. Но как только оно пришло, она почувствовала себя в нем как рыба в воде. Одиночество не тяготило ее, и Витька был частью ее одиночества так же, как был счастьем.
В пакете, стоящем в углу прихожей, Вика обнаружила кошачий лоток и наполнитель, две металлические мисочки, меховую мышь и пакет с сухим кормом. Как котенок будет есть сухие шарики, было ей не очень понятно, но разбираться в этом не хотелось.
Она отнесла лоток в туалет, насыпала в мисочку корм, в другую налила воду и пошла за котенком. Извлечь его из-под дивана удалось с трудом – за хвост пришлось вытащить, – но когда Вика отнесла его в кухню и поставила перед мисочками с едой и водой, он тут же бросился обратно под диван.
«Да пропади пропадом! – сердито подумала Вика. – Проголодается – сама придет, это же кошка».
Все-таки она еще раз легла на пол и заглянула под диван. Маленькое пятно белело у самой стенки, посверкивали в темноте испуганные глаза.
«Что со мной? – подумала Вика. – Где я, зачем?.. Где мой сын, почему всё… вот так?!»
Эта мысль накрыла ее неожиданно, как снежная лавина. Да, точно как лавина – только что не было никаких предвестий, и вдруг налетела, и ты уже под нею, и единственное, что еще чувствуешь, – смертный ужас…
Вика глубоко вдохнула, выдохнула. Закрыла ладонью рот. Сжала зубы. Ничего не помогло!