— Мне нужно все, что известно о «Компании Сигаева». Прежде всего их возможные связи с «Эмити» и Бейсайдом.
— Будет исполнено, Слизень.
Кацка завел двигатель.
— Твой брат по-прежнему служит в береговой охране? — спросил он Лундквиста.
— Уже нет. Но у него там остались друзья.
— Надо с ними связаться. Узнать, подымались ли они на борт сигаевского судна.
— Сомневаюсь. Учитывая, что корабль совсем недавно пришел из Риги.
Лундквист замолчал, увидев шедшего к ним Карриера. Тот махал рукой.
— Эй, Слизень! Тебе уже передали… насчет доктора Ди Маттео?
Кацка мгновенно выключил двигатель. Пульс, бешено стучащий в висках, он выключить не мог. Он смотрел на Карриера, ожидая самого худшего.
— Она попала в аварию.
По коридору громыхала тележка с едой для пациентов. Этот звук разбудил Эбби. Проснувшись, она обнаружила, что лежит на простынях, мокрых от пота. Ее сердце билось быстрее обычного. Сказывались последствия кошмара. Эбби хотела повернуться на бок… и не смогла. Ее руки были привязаны. Натертые запястья саднили. Значит, все это — не кошмарный сон. Это — кошмарная явь, от которой не проснешься.
Всхлипнув от собственного бессилия, она вдавила голову в подушку. Разглядывать потолок — единственное доступное ей занятие.
Где-то рядом скрипнул стул. Эбби повернула голову.
У окна сидел Кацка. Видно, ему было некогда побриться, отчего его лицо казалось старше. Наверное, он провел бессонную ночь. Таким Эбби его еще не видела.
— Я просил медсестер снять ремни с ваших рук, — сказал Кацка. — Но им это делать запрещено. Вы брыкались и вырывали иглы капельниц.
Он встал, подошел к ее постели.
— С возвращением вас, Эбби. Можно сказать, вы родились в рубашке.
— Я ничего не помню.
— Вы попали в аварию. Ваша машина перевернулась на Юго-Восточной скоростной магистрали.
— Кто-нибудь еще…
— Никто не пострадал, — поспешил ее успокоить Кацка. — А вот ваша машина уже вряд ли будет ездить.
Он замолчал. Эбби поняла, что теперь Кацка смотрит не на нее. В сторону. На ее подушку.
— Кацка, это все… по моей вине?
Он неохотно кивнул:
— Судя по следам шин, вы ехали с серьезным превышением скорости. Скорее всего, заметили впереди машину, двигавшуюся по вашей полосе. Решили избежать столкновения, резко затормозили. Вашу машину отнесло вбок и ударило о бетонное ограждение. От этого она перевернулась. Несколько раз. Хорошо, что на соседних полосах никого не было.
— Боже мой, — закрыв глаза, прошептала Эбби.
И снова в их разговоре возникла пауза.
— Это еще не все, — вздохнул Кацка. — Я говорил с дежурным офицером патрульной службы. В вашей машине нашли разбитую бутылку водки.
У Эбби округлились глаза.
— Быть этого не может, — прошептала она.
— Эбби, при травмах такое бывает. Вы просто забыли. После тех событий на пирсе вы находились в шоке. Тоже вполне объяснимое состояние. Решили расслабиться. Ничего удивительного. Вы же были дома.
— Если бы я выпила, я бы это помнила! Все, что происходило дома, я хорошо помню. Если бы я выпила, то ни за что…
— Эбби, сейчас очень важно, чтобы…
— Важно, чтобы меня не обвиняли в том, чего я не делала! Кацка, неужели вы не понимаете? Они меня снова подставляют!
Кацка потер усталые глаза. Чувствовалось, бодрствование давалось ему с трудом.
— Эбби, мне очень жаль, — пробормотал он. — Понимаю, как нелегко вам это признавать. Но доктор Уэттиг показал мне результаты вашего теста на содержание алкоголя в крови. Анализ сделали ночью, когда вас привезли в отделение неотложной помощи. Содержание алкоголя — двадцать одна сотая.
Кацка смотрел не на нее, а в окно, словно каждый взгляд, брошенный на Эбби, отнимал у него силы. Она же не могла повернуться к нему. Мешали ремни, до боли стягивающие запястья. Слезы подступили совсем близко. Но она не позволит себе плакать. Нет, ее слез не увидит никто.
Эбби закрыла глаза. Куда, в какую сторону направить свой гнев? Другого оружия у нее не было. Они забрали у нее все. Даже Кацку.
— Дома я не выпивала, — сказала она, медленно выговаривая каждое слово. — Вы должны мне верить. Я не была пьяна.
— Тогда скажите, куда вы ехали в три часа ночи?
— Я ехала сюда. В Бейсайд. Это я помню. Марк мне позвонил, и я поехала… А где Марк? Он здесь? Почему он до сих пор не зашел ко мне?
От молчания Кацки веяло холодом. Эбби повернула голову, но увидеть его лицо все равно не смогла.
— Кацка, вы что-то знаете?
— Марк Ходелл не отвечает на сообщения пейджера.
— Что?
— Его машины нет на больничной стоянке. Никто толком не знает, где он.
Слова не выговаривались. Эбби показалось, что у нее вдруг распухло горло.
— Нет, — только и могла прошептать она.
— Эбби, пока слишком рано делать какие-либо выводы. Его пейджер мог попросту сломаться. Мы пока ничего не знаем.
Но Эбби знала. Знала с той секунды, как Кацка ответил на ее вопрос. Знала наверняка, и знание раздавило ее. У нее онемело все тело. Из него ушла жизнь. Эбби не сознавала, что плачет. Она даже не чувствовала слез, пока Кацка, держа в руке бумажный платок, не подошел к ней. Он осторожно вытер ее щеку.
— Я вам очень сочувствую, — прошептал он.
Кацка откинул ее волосы с лица, всего лишь на мгновение позволив своей руке задержать на ее лбу.
— Очень сочувствую.
— Найдите мне его, — прошептала Эбби. — Пожалуйста, пожалуйста, найдите мне его.
— Найду.
Кацка ушел. Только тогда Эбби сообразила, что он расстегнул и снял ремни с ее рук. Она была свободна. Она могла слезть с койки, уйти из палаты. Но Эбби никуда не пошла. Она уткнулась в подушку и дала волю слезам.
В полдень медсестра вытащила у нее иглу капельницы, попутно привезя тележку с едой. На еду Эбби даже не взглянула. Она лежала с закрытыми глазами и не слышала, как увезли тележку.
В два часа дня пришел доктор Уэттиг. Он встал у изголовья, листая карточку. Уэттиг долго всматривался в результаты анализов, сопровождая это действо хмыканьем и покашливанием. Только потом он удостоил ее взглядом.
— Как самочувствие, доктор Ди Маттео?
Она не ответила.
— Детектив Кацка сказал, что вы отрицаете, будто вчера ночью пили спиртное.
Эбби продолжала молчать.
Уэттиг вздохнул: