– Почему? – спросил Гамаш.
– Посмотрим, удастся ли вам догадаться, – сказала Клара.
Лемье посмотрел на старшего инспектора – не раздражает ли его такой дерзкий и запанибратский тон. Но Гамаш улыбался.
– Так как Мирна и Беа помогали готовить завтрак? – спросил Гамаш.
– Они мыли посуду между заходами и подавали кофе и чай.
– Да-да, – сказала Клара. – Матушкин чай. Это какой-то отвар на травах. Отвратительно. Я предпочитаю обычный черный чай. – Клара подняла кружку в шутливом тосте. – Даже травяной чай, но мне противно думать о том, что использует Матушка в том чае, который подает нам ежегодно. Никто его никогда не пьет, но она не устает предлагать.
«Между благородной настойчивостью и безумием очень тонкое различие», – подумал Гамаш.
– Мадам де Пуатье и ее семья там присутствовали?
– Откровенно говоря, не знаю, – сказала Клара после некоторого размышления. – Мы все время готовили, даже времени выглянуть не было.
– А во время завтрака не случилось ли чего-то необычного? – спросил Гамаш.
Питер и Клара задумались, потом отрицательно покачали головой.
– Питер в этом году играл в команде Эм. В первый раз. Поэтому он ушел пораньше.
– Когда я пришел, Эм и Матушка уже были на озере. Это если немного пройти по дороге, а затем налево. Пять минут ходьбы от Легиона.
– И ваша команда вас не дождалась?
– Жорж дождался. Второй мужчина в команде. Он тоже в первый раз участвовал.
– Жорж, а фамилия как?
– Сименон, – ответил Питер и улыбнулся, заметив удивление Гамаша. – Да-да. Его мать страдает любовью к книгам.
– А теперь приходится страдать ее сыну, – сказал Гамаш.
– Мы с Жоржем пришли на озеро Лак-Брюм и обнаружили там Эм и Матушку. Билли Уильямс уже очистил поверхность льда, так что мы могли играть, а трибуну для зрителей он поставил несколькими днями ранее.
– Лед был достаточно крепкий?
– Ну, он уже давно крепкий. И потом, это близко от берега. К тому же я думаю, что Билли своим шнеком проверяет толщину льда. Он очень предусмотрительный человек, наш Билли.
– А что еще вы заметили на озере?
Питер попытался вспомнить. Он помнил, как стоял на обочине дороги, глядя на небольшой спуск к заснеженному озеру. Матушка и Беа уже находились возле своих стульев.
– Стулья, – сказал Питер. – Матушка, Эм и Кей всегда берут стулья, чтобы сидеть рядом с обогревателем.
– И сколько там было стульев сегодня утром? – спросил Гамаш.
– Три. Два рядом с обогревателем, а другой чуть поодаль.
– Так что же случилось? – Гамаш подался вперед, держа обеими большими руками теплую кружку. Глаза его смотрели живо и внимательно.
– Все появились примерно в одно время, – сказал Питер. – Эм и Матушка уже сидели на своих стульях, когда к ним присоединились мы с Жоржем. Несколько минут мы обговаривали стратегию, потом прибыла другая команда, и вскоре вся трибуна вроде уже была заполнена.
– Я поднялась туда в тот момент, когда матч начинался, – вступила в разговор Клара.
– Где вы сели?
– Между Мирной и Оливье.
– А где была Си-Си?
– На одном из стульев возле обогревателя. – Клара слегка улыбнулась.
– Чему вы улыбаетесь? – спросил Гамаш.
Клара слегка зарделась – не смогла сдержаться, и ее подспудные мысли проявились.
– Я вспоминала Си-Си. Это очень в ее духе – занять лучшее место. Ближе всего к обогревателю. Там должна была бы сидеть Кей.
– Вы ее не любили? – спросил Гамаш.
– Нет. Я считала ее жестокой эгоисткой, – ответила Клара. – Но конечно, смерти она не заслуживала.
– А чего она заслуживала?
Этот вопрос поставил Клару в тупик. Чего заслуживала Си-Си? Она задумалась, глядя в огонь на пламя, которое плясало, потрескивало, играло. Лемье заерзал на своем месте и чуть было не сказал что-то, но Гамаш перехватил его взгляд, и тот закрыл рот.
– Она заслуживала того, чтобы ее оставили в одиночестве. Такого наказания за ее отношение к людям, за то, что она причиняла им боль, было бы достаточно. – Клара пыталась говорить твердым и спокойным голосом, но она чувствовала, что он дрожит, и старалась не расплакаться. – Си-Си нельзя было доверять, когда она находилась в обществе других людей.
Гамаш хранил молчание, спрашивая себя, в чем же провинилась покойная, что такая прекрасная женщина, как Клара, желает ей столь страшного наказания. Гамаш знал, как знала и Клара, что изоляция страшнее смерти.
И он тут же понял, что раскрыть это убийство будет не просто. Человек со столь извращенной психикой, сеявший вокруг себя зло, вел жизнь, полную тайн и полную врагов. Гамаш пододвинулся чуть ближе к огню. Солнце уже село, и на Три Сосны опустился вечер.
– Она была не так уж плоха, – сказала Рут Зардо, забивая пробку назад в бутылку.
Она налила себе еще порцию, не предложив выпить гостям.
Гамаш и Лемье сидели в холодной кухне на белых пластмассовых садовых стульях – Рут называла их обеденными. На Рут были два траченных молью свитера, а мужчины остались в куртках.
Агент Лемье потер руки и еле сдержался, чтобы не подуть на них. После разговора с супругами Морроу они пересекли деревенский луг в направлении самого маленького домика, какой доводилось видеть агенту Лемье. Это была не более чем хижина с двумя окнами на первом этаже и одним – на втором. Белая краска отслаивалась, один из светильников на крыльце не горел.
Дверь открылась, словно ее выбили тараном. Хозяйка стояла в дверях, высокая и неряшливая, и все у нее было тощим. Ее тело, руки, губы и юмор. Они прошли по темному коридору, освещенному слабой лампочкой, и Лемье несколько раз споткнулся о стопки книг.
– Я смотрю, в Квебекскую полицию теперь принимают убогих, – сказала Рут, указуя на него тростью. – И все же этот лучше, чем та, что вы приводили в прошлый раз. Как ее звали? А, не важно. Полная катастрофа. Ужасная грубиянка. Садитесь, если уж нужно, только не устраивайтесь слишком удобно.
Лемье снова потер руки, потом вытащил авторучку и принялся записывать.
– Я слышал, про Си-Си де Пуатье говорят как про грубую и эгоистичную женщину, – начал Гамаш, удивляясь, что его дыхание не превращается в облачко пара.
– И что?
– Не очень хорошая характеристика.
– Да и она сама была не ахти как хороша. Но и не так уж плоха. Нет, в самом деле, – старая поэтесса отхлебнула вина и поставила стакан на круглый пластмассовый стол, – поди найди кого-нибудь не жестокого и не эгоистичного.