Он снова включил воображение, мысленно присоединился к этим людям, пришедшим сюда на завтрак на второй день Рождества. Здесь было тепло и весело, висели самые дешевые украшения, какие себе можно представить. Чтобы это представить, и воображения-то включать не требовалось. Они все еще оставались на своих местах: звездочки и снежинки из пластмассы и гофрированной бумаги, искусственная елочка, у которой отсутствовала по меньшей мере половина пластмассово-проволочных веток, бумажные колокольчики и раскрашенные в зеленое и синее снеговики, изготовленные восторженными, усталыми и не очень одаренными детьми в группе продленного дня. В углу стояло пианино, из клавиш которого кто-то наверняка вымучивал рождественские песенки. Здесь стоял запах блинов и кленового сиропа, полученного из деревьев близ города, запах яиц и консервированного черного канадского бекона.
А Си-Си и ее семья? Где сидели они? Кто-нибудь был рядом с ней во время ее последнего в жизни завтрака? Кто-нибудь из них знал, что это ее последний завтрак?
Один из них знал. Кто-то сидел в этой самой комнате, ел, пил, смеялся и напевал рождественские песенки. И планировал убийство.
Выйдя на улицу, Гамаш помедлил – нужно было сориентироваться, потом посмотрел на часы и направился к озеру Лак-Брюм. Ему всегда нравился этот городок, Уильямсбург. Он отличался от Сен-Реми, в большей степени французского, тогда как Уильямсбург традиционно был более английским, хотя это и менялось по мере взаимопроникновения двух языков и культур. Гамаш поглядывал на приятные для глаза дома и магазины, все покрытые чистым белым снегом. Здесь стояла тишина – мир и покой опускались на эту землю с приходом зимы, словно земля отправлялась на покой. На пухлой снежной подушке машины почти не производили шума. Люди бесшумно шли по тротуарам. Все было приглушенным и безмолвным. Все было очень, очень мирным.
Дорога от Легиона до озера заняла у Гамаша четыре с половиной минуты. Он шел не спеша, но ноги у него были длинные, и он знал, что у большинства людей это заняло бы чуть больше. Однако представление о среднем времени, необходимом для того, чтобы добраться до озера от Легиона, он получил.
Он стоял на обочине дороги и смотрел на озеро, пустое и запорошенное снежком. Площадка для кёрлинга была почти невидима, и единственным свидетельством того, что здесь что-то происходило, оставалась трибуна, пустая и заброшенная, в ожидании людей, которые никогда не придут.
Что делать с Иветт Николь? Спокойствие этого места дало ему возможность обдумать эту проблему. А она была настоящей проблемой. Теперь он знал это. Один раз она его провела, но Арман Гамаш относился к тем людям, которых невозможно провести дважды.
Она появилась в Трех Соснах по какой-то причине, и этой причиной не обязательно было убийство Си-Си де Пуатье.
Инспектор Бовуар выехал из Трех Сосен в направлении Сен-Реми. После нескольких минут езды по заснеженным проселочным дорогам, окруженным лесом, он свернул на подъездную дорожку, ведущую к беспорядочно построенному деревянному дому. На всякий случай он взял с собой одного агента. Он постучал в дверь и принял свободную позу, пытаясь произвести впечатление расслабленности, может быть даже рассеянности. На самом деле ничего этого не было. Он был готов в любую минуту броситься в погоню. Он даже надеялся, что в этом возникнет необходимость. Сидеть и разговаривать – это была территория старшего инспектора Гамаша. А его территорией была погоня.
– Oui? – На пороге стоял растрепанный человек средних лет.
– Месье Петров? Сол Петров?
– Oui, c’est moi [60] .
– Я хотел поговорить с вами об убийстве Си-Си де Пуатье. Насколько я понимаю, вы ее знали?
– Я ждал вас. Почему вы так долго не приезжали? У меня есть несколько фотографий, которые могут вас заинтересовать.
Гамаш стянул с себя пухлую куртку, поправил пиджак и свитер, смявшиеся под курткой. Как и у всех остальных зимой, вид у него был такой, будто кто-то запустил мышь ему за воротник. Он помедлил секунду-другую, собираясь с мыслями, потом направился в маленькую отдельную комнату, снял трубку и набрал номер.
– А, это вы, Арман. Получили мой подарок?
– Если вы имеете в виду агента Николь, то получил, суперинтендант Франкер. Merci, – веселым голосом проговорил Бовуар.
– Чем я могу вам помочь? – произнес Франкер низким, ровным интеллигентным голосом.
Ни малейшего намека на коварного интригана, который обитал в его голове.
– Я хотел узнать, почему вы ее прислали.
– Мне показалось, что вы спешите с выводами, старший инспектор. Агент Николь год проработала здесь на наркотиках, и мы были довольны ею.
– Тогда зачем отправлять ее ко мне?
– Вы оспариваете мое решение?
– Нет, сэр. Вы знаете, мне и без того ясно, почему вы принимаете те или иные решения.
Гамаш знал, что нанес точный удар. Яд просочился по проводам и заполнил громадную, голую тишину.
– Зачем вы мне позвонили, Гамаш? – прорычал голос.
Маски были сброшены.
– Хотел поблагодарить вас за откомандирование агента Николь. Joyeux Noёl.
Он повесил трубку, но прежде услышал, как на линии воцарилась тишина. Гамаш получил то, что ему требовалось.
Он знал, что на самом высоком уровне Квебекской полиции пытаются лишить его права принимать решения. А ведь он и сам прежде принадлежал к этому уровню. Официально он по-прежнему оставался главой отдела по расследованию убийств и одним из старших чинов в полиции. Но на частном уровне ситуация изменилась. И случилось это после дела Арно.
Но сам он начал осознавать серьезность этих перемен лишь недавно. Он больше не слышал просьб от Бовуара позволить ему возглавлять расследование. Агент Изабель Лакост после дела Арно не раз получала назначения на второстепенные расследования во второстепенных отделах, как и другие члены его отдела по расследованию убийств. Гамаш даже не задумывался об этом, полагая, что эти временные откомандирования совершаются в силу необходимости. Ему и в голову не приходило, что его людей наказывают за то, что сделал он сам.
Но несколько недель назад его собственный босс и друг, суперинтендант Мишель Бребёф, пригласил его и Рейн-Мари на обед, а после обеда отвел в сторонку.
«Ça va, Armand?» [61]
«Oui, merci, Michel. Дети – вот главная забота. Никогда не слушаются. Молодой Люк оставил работу и хочет путешествовать по миру вместе с Софи и детишками. Анни слишком много работает, защищает бедную обиженную „Алкоа“ [62] от несправедливых обвинений. Ты представь себе: верить корпорации, которая заведомо загрязняет окружающую среду». Гамаш усмехнулся.