В этот момент они забыли обо всем на свете. Влюбленные, до сих пор не пользовавшиеся благосклонностью звезд, забыли о тихо поскрипывающем корабле и о тех злополучных ветрах, что забросили их сюда.
Забыв обо всем, они рука об руку направились к капитанской каюте, где их ждала – уже не первая – брачная ночь. Шуршали накрахмаленные простыни. Звучали пылкие поцелуи, жарким пламенем прорывалась страсть. И оба они чувствовали, что их души наконец-то вернулись домой.
А над головами у них, в вантах, громко распевал ветер, спускавшийся с высот Пику. Этот ветер помог им пересечь сверкающие воды Атлантики. А там, впереди, их ждали аквамариновые воды того мира, который Рэй и Каролина привыкли считать своим собственным. Это была не только песня ветра, но и песня любви, сопровождавшаяся неизъяснимо сладкой музыкой.
Под лунным и под звездным светом
Все рифы и все мели
Они прошли и – слава Богу —
Пришли к желанной цели.
Уже былого не вернуть.
Любовь им указует путь.
Самой судьбой они занесены сюда.
Но голос страсти не утих,
И прежняя отвага в них.
Любовь сияет им всегда.
В прохладный осенний день тетя Пэт получила посылку. Доставил ее днем немногословный морской капитан, сказавший, что таково поручение капитана Доулиша. Этот капитан спешил вернуться в «Роли», где одна хорошенькая служанка (намеренно, как он надеялся) дважды коснулась его своими большими грудями, поэтому, постучав молотком в дверь двухэтажного кирпичного дома с фасадом, напоминавшим шахматную доску, капитан вручил посылку, сказав только, что он Уэнтуорт, капитан «Филадельфии». Посылку приняла у него горничная в белом переднике.
Из нескольких слов, сказанных капитаном, она расслышала только одно – «Филадельфия», поэтому, вручая посылку своей госпоже, которая угощала чаем нескольких гостей, а среди них и Аетицию Лайтфут с мужем, объявила, что посылка только что прибыла из Филадельфии.
– Наверное, это прислали мне мои друзья! – воскликнула тетя Пэт, недавно посетившая своих филадельфийских друзей.
Все с любопытством наблюдали, как она распаковывает посылку прямо на столе. Каковы же были ее радость и всеобщее изумление, когда на свет Божий появилась знаменитая серебряная ночная ваза!
Самая элегантная леди уронила чашку, другая ахнула. А тетя Пэт, вся сияя, прижала свое любимое сокровище к груди.
– Он вернул мне мой серебряный горшок! – радостно вскричала она. – Невероятно, но пират вернул мой горшок!
Глядя, как хозяйка прижимает ночной горшок к своей полной груди, и едва сдерживая смех, Летиция затянутой в лиловую перчатку рукой указала на что-то, упавшее на колени тети Пэт.
– К посылке приложена записка, – пояснила она.
– И правда. – Тетя Пэт поставила горшок на стол и схватила записку.
– Кажется, это написано впопыхах, – заметила леди в розовом атласном платье, заглядывая через плечо тети Пэт.
– Да еще и с кляксами, – добавила ее дочь, утопающая в кружевах.
– Отправлено с борта «Морского волка»! – Тетя Пэт задрожала.
– Прочитай, что там написано, Петула, – холодно попросила Летиция.
– «Дорогая тетя Пэт!» – начала хозяйка. – Да это же от Каролины, Летти!
Летиция выпрямилась:
– И что же пишет моя дочь?
– Она пишет: «Рэй отобрал эту вещь у настоящего преступника, чье имя, не сомневаюсь, вы скоро узнаете. Капитан Доулиш отплывает с приливом, поэтому времени на пространное письмо нет. Хочу только сказать, что он поженил нас на борту «Верной Мэри». Отныне я Каролина Эвисток и надеюсь, вы пожелаете мне и Рэю счастья в семейной жизни. С любовью, Каролина…» Погодите, тут есть еще приписка. «Скажите маме, что она ошибалась насчет Рэя – он будет для нее замечательным зятем».
Последовали всеобщие охи и ахи, зазвенели чашки. Летиция, подавшись вперед, выхватила записку у тети Пэт и внимательно ее перечитала. Она не знала, как отнестись к этому браку. Ее дочь нашла себе мужа, способного с головы до ног украсить ее изумрудами, но способного и погубить. Поразмыслив, Летиция решила, что на месте Каролины поступила бы точно так же.
Филдинг с облегчением вздохнул, надеясь, что пылкая, безрассудная Каролина – дочь, которую ему пришлось признать вопреки своей воле, – никогда не вернется в Тайдуотер. Несомненно, она будет жить где-то вдалеке, создавая бесконечные трудности себе и другим.
Наблюдавший эту сцену Сэнди Рэндолф прочел записку и, покачав головой, вздохнул:
– Я осуждал Эвистока, но теперь убежден, что он только каперствовал, а не пиратствовал.
Эти слова, произнесенные отцом невесты, были своего рода благословением.
Окольным путем Каролина получила письмо от Вирджинии, все еще находившейся в Эссексе. Сестра писала о живописных эссекских пейзажах и о книгах, которые читает вместе с Эндрю. В этом письме был один незабываемый пассаж:
«Пользуясь твоим благородным разрешением, Каролина, я ношу твои платья. Надеюсь, ты не огорчишься, если я признаюсь, что растянула их, поскольку мне приходится есть наравне с Эндрю, а он ест много, хотя и остается худым как щепка. Мои же корсажи этого не выдерживают. Эндрю, однако, в восторге и уверяет, что я скоро буду самой красивой женщиной во всем Эссексе. (Я же думаю, что его ослепляет великолепие твоих платьев, Каролина!)»
Каролина несколько раз перечитала это письмо со смехом и со слезами. Ведь когда-то она боялась, что Вирджи вот-вот умрет от недоедания. Теперь она наверняка станет полной и счастливой эссекской невестой. Если Эндрю и Вирджи, увлеченные литературой, пока и не думали о женитьбе, то очень скоро подумают. А там недолго ждать и детишек. Да и те, вероятно, будут настоящими книжными червями.
Что до Ребы и Робина, то предсказание Рэя сбылось. Маркиз и его жена прибыли в Англию, опередив все слухи, следовавшие за ними. Тут же на наемном экипаже (взятом без предварительной оплаты) они быстро покатили в Эссекс, к семье Ребы. Когда они въехали в ворота Бродлея и остановились у большого особняка, Робин с волнением выразил надежду застать торговца, отца Ребы, дома, потому что вовсе не хотел бы угодить в королевскую долговую тюрьму до того, как успеет выхлопотать помилование.
В доме, на нижнем этаже, находилась мать Ребы. Когда ей доложили, что прибыли маркиз и маркиза Солтенхэм, она взвилась, как ужаленная.
Не успев застегнуть сзади свое самое изысканное платье, отделанное гагатом и золотым кружевом, достойная дама ринулась вниз и увидела в гостиной двух путешественников. Узнав дочь, Нэн Тарбелл остановилась как вкопанная.
– Реба! – воскликнула она, изумленно оглядываясь. – Но мне доложили, что прибыли маркиз и маркиза.