— Ясно. Хочешь сказать, у него магазин рогаликов?
— Магазины.
— Что, не один?
— Сто сорок шесть.
— Значит, вы хорошо зарабатываете?
— Его компания тянет на восемь миллионов.
— О-па… Моя крошечная компания в лучшие дни стоила двенадцать тысяч.
— Ты говорил, у тебя есть что сказать?
Ни малейшего намека на потепление. Никакого интереса к деталям его жизни.
Нили расслышал легкие шаги по полу в прихожей. Без сомнения, вернулась миссис Лэйн, и она подслушивает. Кое-какие обстоятельства не меняются никогда.
Поднялся легкий ветерок. Перед ними на мощеную дорожку упали дубовые листья. Потерев рука об руку, Нили признался:
— Ладно, слушай. Много лет назад я поступал очень плохо. Ошибался. Делал то, чего позднее стыдился. Я был глупцом. Недостойным, эгоистичным и подлым — и чем старше становился, тем больше об этом жалел. Кэмерон, я приношу извинения. Прости меня, пожалуйста.
— Я тебя простила. Забудь.
— Не могу я забыть. Не нужно меня жалеть.
— Нили, мы были детьми. Шестнадцать лет. Это из другой жизни.
— Кэмерон, мы любили. Я тебя обожал в десять лет Мы брали друг друга за руки за спортзалом, чтобы не засмеяли другие мальчишки.
— Нили… Мне правда не хочется это слышать.
— Хорошо. Но как вырвать это из груди? И почему так больно?
— Нили, мне удалось это пережить.
— У меня вряд ли получится.
— Что за наказание! Может, повзрослеешь наконец? Ты больше не футбольный герой.
— Наконец-то. Вот это я хотел услышать. Давай, бей из двух стволов.
— Нили, ты пришел, чтобы выяснить отношения?
— Нет. Чтобы извиниться.
— Ты извинился. Не пора ли уйти?
На минуту он прикусил язык. Потом сказал:
— Почему ты хочешь, чтобы я ушел?
— Потому, Нили, что ты мне не нравишься.
— Ничего удивительного.
— Понадобилось десять лет, чтобы тебя забыть. И когда я смогла — полюбила Джека. Надеялась, что больше никогда, никогда тебя не увижу.
— Ты хоть меня вспоминала?
— Нет.
— Ни разу?
— Может, однажды. Или раз в год. Как-то Джек смотрел футбол, и квотербек получил травму. Его унесли с поля на носилках. В этот момент я подумала о тебе.
— Приятно.
— Нет, неприятно.
— Я всегда думал о тебе.
Казалось, лед тронулся. Тяжело вздохнув, Кэмерон оперлась локтями на колени. Позади открылась дверь, и к ним вышла миссис Лэйн с подносиком в руках.
— Я подумала, вы захотите горячего шоколада, — сказала она, опуская поднос на край крыльца посередине разделявшего их пространства.
— Спасибо, — сказал Нили.
— Это вас согреет. Кэмерон, оденься.
— Да, мама.
Дверь закрылась, но они не обратили на шоколад внимания. Нили собирался поговорить обстоятельно — так, чтобы захватить не один год и одну тему. Ему хотелось убедиться, что когда-то в Кэмерон жило сильное чувство. Он хотел видеть ее слезы и гнев, хотел, чтобы она ударила его раз-другой. Нили хотел, чтобы его простили по-настоящему.
— Ты в самом деле смотрела футбол?
— Нет. Джек смотрел. Я случайно проходила мимо.
— Он болельщик?
— Нет. Иначе я бы за него не вышла.
— Значит, еще ненавидишь футбол?
— Можно сказать и так. Я уехала в Холлинз. Там учились одни девчонки, и я смогла уйти от этой темы. Моя старшая дочь пошла в школу при небольшой частной академии. И никакого футбола.
— Тогда почему ты здесь?
— Мисс Лайла. Она двенадцать лет преподавала мне фортепиано.
— Верно.
— И уж точно я приехала не в честь Эдди Рейка.
Дотянувшись, Кэмерон взяла чашку и спрятала ее между ладонями. То же сделал Нили.
Поняв, что он не собирается уходить, Кэмерон повела себя немного откровеннее.
— В Холлинзе у меня была подруга, брат которой играл за «Стейт». Как-то, уже на втором курсе, она смотрела футбол. Я как раз вошла в комнату — и на экране появился великий Нили Крэншоу, сам, лично ведущий по полю игроков «Тека» — то в одну сторону, то в другую… Публика визжит от счастья, комментаторы расхваливают молодого отличного квотербека. Тогда я подумала: «Вот и хорошо. Он всегда этого хотел». Герой своего времени среди обожающей его толпы. Навязчивые соученицы по всему кампусу. Лесть без конца и края. «Мистер Вся Америка», доступный всем и каждой. Это Нили.
— Две недели спустя я попал в больницу.
Она пожала плечами:
— Я и не знала. Не следила за твоей блестящей карьерой.
— А кто тебе сообщил?
— Как-то я приехала домой на Рождество и обедала с Натом. Он рассказал, что ты больше не играешь. Такой дурацкий спорт: в нем получают увечья мальчики и юноши.
— Так и есть.
— Нили, скажи наконец, что случилось с девицами? Куда делись те маленькие шлюшки и телки?
— Они исчезли.
— Наверное, это тебя убило.
«Дело пошло, — подумал Нили, — самое время излить желчь».
Вслух он сказал:
— Травма была тяжелой во всех смыслах.
— И ты стал обычным человеком, таким, как все?
— Наверное. Правда, с большим багажом. Нелегко живется забытому герою.
— До сих пор не перестроился?
— Если был знаменитым в восемнадцать лет, остальные проживешь неприкаянным. Будешь мечтать о днях славы, зная, что они давно в прошлом. Лучше бы не видеть футбола никогда.
— Не верю…
— Был бы нормальным парнем с парой здоровых ног. И не совершил бы той ошибки с тобой.
— Ой, Нили… Не ерунди. Нам было по шестнадцать лет.
Отпив из чашек, они несколько минут молчали, готовясь вбросить и отбить новый мяч. Нили долго, несколько недель думал над их встречей. Кэмерон не хотела его видеть. К тому же элемент неожиданности работал не в его пользу: у нее заранее был готов на все ответ.
— Ты все молчишь и молчишь, — произнес Нили.
— Мне нечего сказать.
— Да ладно тебе, Кэмерон… У тебя есть шанс выстрелить сразу из двух стволов.
— С чего вдруг? Хочешь заставить меня выкопать то, что было похоронено с таким трудом? Откуда тебе знать, что такое каждый день ходить в школу и гореть заживо? Нили, я это пережила. Ты, очевидно, нет.