– Терпение, Далила, – золотое правило победителя. Раз к тебе приходили, то придут еще…
– И что? Ну, придут, потом уйдут, нам-то как это поможет? Не понимаю только, чего приходить? Неужели думают, я после убийственных «случайностей» открою дверь и скажу: «Здрасьте»?
Игорь отхлебнул чая, сморщился и приложил ко рту тыльную сторону ладони, так как обжег губы. Он перелил часть чая в пустую чашку, поболтал ею, остужая, и только после этого сказал:
– Неправильно мыслишь. Им важно знать, дома ты или нет. Думаю, они уже догадались, что ты спряталась, ищут тебя. А как искать? Ну, говори.
– Справятся у моих знакомых, – принялась перечислять Далила, поглядывая на Игоря, а он кивал в знак согласия. – У соседей. На работе… Игорь! – Она села, глаза ее стали почти безумными. – На работе скажут, что я поехала к дочери.
– Ты говорила, что едешь к ней?
– Я написала заявление с формулировкой «по семейным обстоятельствам». Но при личном общении говорила, что у дочери умер ребенок, что я побывала в аварии, что у меня масса проблем, со здоровьем тоже. Мне же надо было привести веские причины, я свалила их все в кучу. Если рассуждать логически, получается: раз я уехала, то к дочери. Игорь, они меня будут искать у Милы.
– Я бы так не думал. И они не поедут туда. Смотри: четыре раза тебя пытались убить, само собой ты догадалась, что это не случайно, так? Значит, чтобы сохранить свою жизнь и не подвергать дочь опасности, ты выберешь более надежное убежище. Нет, Далила, эти люди не будут тебя искать у Милы.
– Полагаешь, они такие же умные, как ты?
– Умный тот, кто их использует. Ты ведь до сих пор не догадываешься, кто задался целью тебя убить, значит, этот человек неглуп.
– Игорь, как бы ты ни возражал, а я с каждым днем убеждаюсь, что это Роман. Он хитрый и подлый, исподтишка норовит нагадить.
– Ой, Далила… – вздохнул он, поднимаясь и одновременно допивая чай. – Давай выждем, надо уметь ждать. А там видно будет, ведь что-то твои враги предпримут.
– Но сколько мне сидеть взаперти, сколько?
– Сколько понадобится. Я пошел, работы полно.
Роман опять позвонил, Далила не ответила.
Проявляя терпимость к одержимости жены найти сына, Серафим вызвался сопровождать Милу, она отказалась:
– Не надо. Ты же не веришь в успех.
– Не верю, говорю честно. Потому что твоя идея не принесет результатов, как ты этого не понимаешь? Меня беспокоишь ты, твое состояние, только поэтому я согласен на бессмысленные смотрины.
– Я не сумасшедшая, – взвилась Мила.
– Не передергивай, тебя никто не считает сумасшедшей.
– Ты мне не веришь, – всхлипнула она. – У меня украли сына…
Ему пришлось насильно усадить ее, насильно прижать к груди, дождаться, когда Мила перестанет вырываться и хлюпать носом:
– Котенок, я сто раз тебе повторял, повторю еще: кража ребенка – уголовное дело. Ну кому хочется сидеть в тюрьме? Мама накатала телегу, скоро роддом будут трясти, выяснят, почему у них погибают здоровые дети.
– Это не поможет вернуть мне ребенка.
– Хорошо, скажи: ты уверена, что ребенка подменили?
– Уверена.
– Тогда напиши заявление в милицию. Хочешь, сходим туда вместе?
– Хочу, – ожила Мила, ей не пришло в голову обратиться в милицию, а это выход. – Сейчас же поехали.
– Ладно, только позвоню на работу…
В милиции, услышав, что украли ребенка, сначала отнеслись с пониманием. Выслушав же сбивчивый рассказ Милы, как именно он был украден, интерес потеряли, недоуменно пожимали плечами и переглядывались, дали бумагу. Мила писала, чувствуя на себе скептические взгляды, отсюда смущалась и нервничала. Кое-как настрочила заявление, выскочила на улицу, признав про себя, что поход был бессмысленным.
– Ты довольна? – спросил муж.
Ну что ему скажешь? Нет, конечно. Только этого нельзя говорить, он и так расстроен из-за ее упорства.
– Да, спасибо тебе, – покривила душой Мила. – Ты поезжай на работу, я сама доберусь домой.
– Хочешь обмануть меня? – нахмурился Серафим.
– В каком смысле? – удивилась она. Обман в ее понимании – измена, неужели Серафим подумал о ней так плохо?
– Я поеду, а ты пойдешь к следующей женщине и попытаешься увидеть ее ребенка. Мила, тебя побьют когда-нибудь. Или в милицию сдадут. Пожалуйста, сядь в машину. Я устроил себе выходной, имею право с женой сходить в ресторан. Ты откажешься?
– Нет, – кисло улыбнулась Мила.
Согласилась ради мужа, ему очень трудно с ней. А завтра, когда он уйдет на работу, она продолжит поиски. Да, да, да! Хотя бы посмотрит на лица детей, может, увидит свои черты или черты Серафима. Фамилии с несколькими вариантами она просеяла через телефонную книгу и справочное бюро. В результате осталось по одной-две фамилии с точными адресами.
Серафим старательно развлекал ее в ресторане, заказал самые дорогие блюда, приглашал танцевать, поил шампанским, рассказывал анекдоты. Ей повезло выйти замуж за прекрасного человека, он достоин любви, а мысли Милы все равно были заняты главной проблемой.
Полет над океаном долгий, но и последний рассказ Линдера был не короток.
Стальной взгляд глаз, когда-то виденных Николаем на танцплощадке, окатил победным торжеством. Взгляд сулил мученическую смерть, и Николай думал, как сделать, чтобы его хотя бы застрелили.
– Я тебя еще летом на сковородке срисовал с фонтана (на танцплощадке узнал), – сказал Самбек скрипучим голосом, который приобрел оттенок певучести из-за спокойствия, чувствовавшегося и в его уверенной позе.
В лагере количественный перевес был на стороне политических, поэтому Самбек не пользовался бесспорным правом первого, он жил за счет других, но, разумеется, своих. Кличку получил по названию какого-то местечка на юге, откуда был родом.
– По сковородкам ходишь? – усмехнулся Николай. – Танцы любишь?
– Тебя искал. Тогда же послал на тебя троицу. Не святую, – хихикнул Самбек. – Хотел поглядеть, чего стоишь. Что бабу не дашь в обиду, я знал. Способности твои проверил. Понял: голыми руками тебя не взять…
– Голыми? А финки? – напомнил Николай.
– Вот-вот, – закивал Самбек, – и финки тебе не страшны. Так ведь приемы есть пострашней финок и пуль…
– Разреши, Самбек, ему долг вернуть? – нервно сказал Бимбер. Он вообще был нервического склада, как показалось Николаю, топтался на месте, словно петух. – Он мне черепок испортил, я неделю на койке валялся.
– Мой он, мой, – отказал повелитель.
– Ты убил Пахомова? – спросил Николай, хотя и так знал, теперь знал.