— Джек? — послышался из темноты голос Софии. — Вы не спите?
— М-м.
— С вами все в порядке? Я имею в виду — после того, что рассказала вам Фелиция?
Он рассмеялся смехом, в котором не было веселья.
— Это не совсем то, что я ожидал услышать.
— Я понимаю.
В комнате вновь воцарилось молчание. Мимо проехала машина, лучи ее фар скользнули по стене.
— Джек?
— Да?
— Вам это кажется странным?
— Что должно казаться мне странным?
— Что вы спите со мной в одной комнате.
— М-м. Немного.
— Когда вы последний раз лежали в двуспальной кровати?
Он задумался над ее вопросом, а потом вспомнил, что это было с его бывшей женой, во время одной из последних поездок, куда они отправились вдвоем. Они легли спать в отдельных кроватях. Начало конца.
— Что-то не припоминаю.
— Не хочу показаться вам странной и не хочу, чтобы вы поняли это как намек, но по какой-то причине все это напоминает мне о том времени, когда я была еще подростком. Мы с сестрой спали в одной комнате в двуспальных кроватях. Могли проснуться ночью и разговаривать о чем попало. О мальчиках. О футболе. Об одежде. В основном, о мальчиках.
— Вы хотите сказать, что я напоминаю вам вашу сестру?
— Вовсе нет. Даже странно, что это вдруг взбрело мне в голову. Полагаю, все дело в том, что я очень скучаю по тем временам. И что-то заставило меня вспомнить их.
— Может статься, причина в том, что никто не удосужился сообщить мне, что у меня может быть брат или сестра.
Она приподнялась, опершись на локоть, и даже в сумрачном свете Джек разглядел на ее лице выражение ужаса.
— Ох, простите меня. Я упомянула о своей сестре не для того… Я не сравнивала вашу ситуацию с…
— Все в порядке, — успокоил он ее.
Она снова опустила голову на подушку. София лежала на боку, тонкая белая простыня очерчивала нежный изгиб ее бедра, а узенькая полоска света, проникающая сквозь жалюзи, искрилась отраженным светом в ее волосах. Джек перевернулся на бок, глядя на нее, — их разделяло только небольшое пространство между двуспальными кроватями. Но в темноте казалось, что его просто нет.
— Смешно, — произнес Джек.
— Что именно?
— Вся эта история с моей матерью. Я мысленно создал возвышенный образ молодой женщины, ищущей свободы. Она оставляет семью, оставляет друзей, оставляет вообще все и каким-то образом находит в себе мужество лицом к лицу встретить совершенно незнакомый мир.
— Никто ведь не разрушил этот образ. Просто в нем появились новые детали.
— Теперь, по крайней мере, я понимаю, почему моя бабушка не хотела разговаривать на эту тему.
— Она — старая женщина. Это так естественно для людей ее поколения — никогда не выносить сора из избы. Должно быть, разговоры о том, что ее юная дочь сбежала, спасаясь от своих проблем, причиняли ей нешуточную боль.
— Но в какой-то момент у меня появилось право узнать, разве не так?
— Узнать что?
Джек поднял взгляд выше, в черноту позади Софии.
— О моем сводном родственнике — ребенке, которого она оставила дома.
— Вы ведь не знаете наверняка, что у вашей матери был ребенок.
— Вы правы. Но я по-прежнему хочу узнать.
— Полагаю, есть только один человек, который может рассказать вам все.
Джек задумался на мгновение, потом сказал:
— Все, что мне предстоит сделать, это придумать, как задать вопрос так, чтобы не ранить сердце Abuela.
— Удачи, — ответила София и перевернулась на спину.
Света все-таки оказалось достаточно, чтобы Джек сумел разглядеть улыбку на ее губах.
— В чем дело? — поинтересовался он.
— Мы находимся в одном доме вместе с одиннадцатью кубинцами. Если это не заставит вас осознать, кто вы такой, даю слово рассказать об этом вашим ближайшим родственникам.
— Хорошая мысль.
— Спокойной ночи, Джек.
— Спокойной ночи, София.
Следующим утром, в девять часов, Джек и София находились на третьем этаже одного из многих ничем не примечательных зданий на площади Plaza de la Revolucion. Эта площадь считалась Меккой кубинского правительства. Через окно Джек видел здание всемогущего Министерства внутренних дел, на котором стояло монументальное изображение Че Гевары, расположенное таким образом, чтобы Че мог без помех наблюдать за бесчисленными политическими митингами, которые время от времени разворачивались на площади. На взгляд Джека, Че выглядел немного уставшим, впрочем, это было вполне объяснимо, если вспомнить, что некоторые речи Кастро продолжались по четырнадцать часов без перерыва. Этим утром на площади было тихо, и Джек с Софией в одиночестве сидели в офисе и ждали. Полковник Рауль Хименес вошел в комнату с уверенностью старшего офицера, любезно приветствовал их и уселся за стол.
— Вы приняли решение?
— Да, — ответил Джек. — Я хочу выслушать все, что имеет сообщить ваш солдат. Но я не буду давать взамен никаких обещаний.
— Какая досада! Мне не часто выпадает возможность сделать такое щедрое предложение.
— Я ценю это. Но мы вынуждены учитывать некоторые реалии. Давайте говорить откровенно. С точки зрения стратегии поведения во время судебного разбирательства, свидетельские показания одного из солдат Кастро легко могут настроить жюри присяжных против моей клиентки. Простая математика дает основание предположить, что примерно половину присяжных будут составлять американцы кубинского происхождения.
— Согласен, но ведь остальные члены жюри не будут американскими кубинцами. Я не адвокат, но, насколько я понимаю, от вас требуется убедить всего одного присяжного в том, что ваша клиентка невиновна? И после этого ее признают невиновной, разве нет?
— Вы правы. Но, даже не поговорив со своей клиенткой, я уверен, что она еще не настолько отчаялась, чтобы поставить на карту все и вверить свою судьбу кубинскому солдату.
— А как она относится к смертной казни путем летальной инъекции?
— Вы задаете хорошие вопросы, полковник.
Офицер откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Зеленая униформа под мышками потемнела от пота.
— Я ведь немногого прошу от вас взамен, мистер Суайтек. Сделайте мне какое-нибудь предложение, хотя бы для того чтобы оправдать те хлопоты, которые мы себе зададим, отправив одного из своих солдат давать свидетельские показания в Майами.
— Вам нужны деньги?