Джек слушал, но что он мог сказать — что она привыкнет к этому? Что он добьется ее освобождения как можно скорее и невзирая ни на что, чтобы она не беспокоилась об этом? Поэтому он просто дал ей выговориться.
— Я так скучаю по Брайану.
Казалось, она вот-вот разрыдается. Линдси закрыла лицо руками, и Джек обратил внимание на то, что у нее обгрызаны ногти — раньше он не замечал такого. Поддавшись порыву, Джек обнял ее. Похоже, это помогло. Она постаралась справиться с эмоциями, собралась с духом. Они сели по разные стороны стола.
— Очень сожалею, что не смогла лично извиниться перед вами за то, каким образом я отказалась от ваших услуг, — проговорила она, всхлипнув в последний раз. — Но, очевидно, София рассказала вам, какие чувства я испытываю.
— Она так и сделала, — ответил Джек. — Так что давайте больше не будем возвращаться к этому пройденному этапу. Договорились?
— Хорошо, договорились. Я умираю от желания услышать, как прошла ваша поездка. Расскажите мне о своей встрече с глубокоуважаемым лейтенантом Дамонтом Джонсоном.
— Он хорошо отзывается о вашем муже.
— Еще бы ему не отзываться. Оскар вечно платил за его пиво.
Джек сделал паузу, подбирая слова.
— А о вас он отзывается уже не так хорошо.
— Чего вы ожидали? Ведь все на базе уверены, что это я убила своего мужа.
— Дело не только в этом. Он сказал, что беспокоится о вашем сыне. Он полагает, что вы не имеете нужной экипировки, чтобы воспитать его одна.
Она напряглась, выражение лица стало мрачным и решительным, и в глубине ее глаз Джек увидел гнев, готовый вырваться наружу. Но она справилась с собой.
— Что он имел в виду, говоря, что я не «обладаю необходимой экипировкой»?
— Это мои слова, не его. Он уверен, что вы страдаете биполярным расстройством.
Она онемела. Джек подождал ответа, потом негромко поинтересовался:
— Это действительно так?
— А что, если и так?
— Я не собираюсь осуждать вас. Я всего лишь собираю факты.
— Нет. Нет у меня никакого расстройства.
— Вы принимаете какие-нибудь лекарства?
— Это лейтенант Джонсон сказал вам, что я их пью?
— Мне кажется, он выразился в том смысле, что, когда вы принимаете лекарства, вы очень милая женщина.
Она поджала губы и заявила:
— У меня есть рецепт на таблетки, снимающие чувство тревоги и страха. Я принимала их на протяжении примерно двух лет. Но с тех пор как я покинула Гуантанамо, я их больше не пью.
— Почему вы прекратили прием?
— Они мне больше не нужны.
Джек вспомнил разительную перемену в ее поведении в тот день, когда она его уволила, и позволил себе усомниться в точности диагноза, который она себе поставила.
— Это любопытно, — заметил он.
— Что именно?
— Я ставлю себя на место обвинителя. Вы чувствовали, что вам необходимо лекарство против тревоги и страха, пока ваш муж был еще жив. Теперь, когда он мертв, вы в нем больше не нуждаетесь.
— Оскар не был источником моих тревог. Это все жизнь в Гуантанамо.
— Вы имеете в виду что-либо конкретное?
— Ах, даже не знаю, что и сказать, — произнесла она с оттенком сарказма. — Может быть, все дело в том, что я жила на коммунистическом острове, которым правит диктатор, чей срок пребывания у власти можно назвать выдающимся по меркам двадцатого века, человек, который страстно ненавидит Америку. Или, возможно, все объясняется тем, что я просыпалась каждый день, думая о том, не полетят ли сегодня через колючую проволоку снаряды с химической начинкой и не обнаружит ли бригада бактериологического противодействия в классе моего сына споры сибирской язвы. А может быть, все дело было в том, что шестьсот самых опасных в мире террористов содержались в лагере для интернированных прямо через дорогу от моего дома? Или в том, что работа моего мужа вынуждала его ежедневно рисковать жизнью? Нужное выберите сами.
— Ваш муж имел представление о том, как вам ненавистно пребывание там?
— Оно не было мне ненавистно. А Оскар любил тамошнюю жизнь всей душой. Во всяком случае, почти до самого конца.
— Полагаю, не будет преувеличением сказать, что вы продолжали бы жить в страхе — пока Оскар был жив.
— Я не убивала своего мужа ради того, чтобы уехать с острова, если вы на это намекаете.
— Я ни на что не намекаю. Но это прекрасная мотивация, чтобы наложить руку на доверительное имущество Оскара, уехать с острова и наслаждаться жизнью. Нам следует исходить из предположения, что обвинение непременно разыграет эту карту.
— У них ничего не выйдет. Как я уже говорила, перед смертью Оскар изменился. Все чаще и чаще он заводил речь о том, что, может быть, пришло время нам покинуть Гуантанамо. Зачем мне было убивать его, когда он наконец заговорил об отъезде?
— Он подал официальный рапорт с просьбой о переводе?
— Нет.
— Кто-нибудь, кроме вас, может подтвердить тот факт, что он подумывал об отъезде с Гуантанамо?
— Мне такие люди неизвестны.
— Вы не говорили об этом кому-то из друзей? Может быть, вашей приятельнице в Вашингтоне? Кажется, ее зовут Нэнси. Той, которая замужем за председателем Объединенного комитета начальников штабов.
Линдси ощетинилась, поняв, что он проверяет ее.
— Я не разговаривала с ней уже очень долгое время.
— Вот и славно, — заметил Джек. — Она умерла.
Избегая смотреть ему в глаза, она сказала:
— Я обнаружила это только после того, как устроила для вас то маленькое шоу на Дели-лейн.
— Лейтенант Джонсон утверждает, что вы устроили ему такое же шоу в Гуантанамо. В чем дело, Линдси?
Она вздохнула, явно расстроенная и растерянная.
— По правде говоря, я встречалась с ней однажды. И она действительно дала мне свой номер телефона. Мы не были подругами в полном смысле этого слова, и, должна признаться, для пущего эффекта я частенько ссылалась на нее. Мне не следовало так поступать, но… я не знаю. Военные очень гордятся кругом своих знакомств, и жена офицера нередко ощущает себя этаким бесплатным приложением к супругу. Подобные вещи не очень-то благотворно сказываются на вашей самооценке. Вы начинаете делать глупости, чтобы произвести впечатление на людей. Похоже, с вами я вела себя так же. Простите меня.
— Лейтенант Джонсон почти заставил меня поверить в то, что вы расхаживали по Гуантанамо, разговаривая с мертвецами по сотовому телефону.
— Он такое ничтожество! Во-первых, я не разговариваю с мертвецами. Во-вторых, это очень на него похоже — вывернуть все наизнанку и сказать, что у меня был сотовый телефон, чтобы я выглядела еще хуже. От сотовых телефонов было немного толку в Гуантанамо. Это был «Палм-Пайлот», карманный компьютер, а не сотовый телефон. Но такова его манера. Как только ему есть что скрывать, он сразу же переходит в нападение.