— Кто такая La Milagrosa?
— Это молодая женщина, которая умерла в 1901 году во время родов.
По коже у Джека пробежал холодок.
— К чему столько цветов?
— Из-за легенды, — ответил мужчина. — Ее похоронили с мертворожденным ребенком у ног. Но много лет спустя, когда могилу вскрыли, обнаружилось, что она держит ребенка на руках.
Джек бросил взгляд на молодую женщину, которая по-прежнему пятилась от могилы.
— А это кто?
— Еще одна молодая женщина. Бездетная, конечно. Многие годы такие, как она, приходят сюда, чтобы выразить свое уважение и помолиться в надежде на рождение собственного ребенка. Но к La Milagrosa ни в коем случае нельзя поворачиваться спиной. Поэтому женщина и пятится от могилы.
Джек еще какое-то время созерцал эту картину, не чувствуя ничего, кроме горечи и жалости. Женщина, казалось, больше страдала от душевной боли, чем питала какие-то надежды, но в своем благоговейном отступлении продолжала молиться вслух. Наконец она скрылась за мавзолеем.
— Это «Л» тридцать семь? — спросил Джек.
— Нет-нет. Эти могилы намного более древние, чем те, которые находятся в секторе «Л». Пойдемте.
Они зашагали по тенистой дорожке, пока не вышли на открытое место. Смотритель остановился, чтобы осмотреться, а потом двинулся дальше на восток. Каменные надгробия становились все менее изысканными и богатыми, они выглядели новее, хотя и не были совсем новыми. Большинство похороненных здесь людей умерло еще до рождения Джека.
— Вот она, — объявил смотритель.
Джек шагнул вперед и взглянул вниз на простое белое надгробие. Формой и размером оно напоминало детскую подушечку, простое и строгое, безо всяких украшений и резного орнамента. На камне было высечено только имя, без фамилии. Отсутствовали также и традиционные даты рождения и смерти. Цифра была только одна. Надпись гласила:
«Рамон
17 февраля 1961 года».
Наступил момент истины. Джек снова и снова читал ее про себя, но смысл надписи оставался неизменным. Медленно, почти машинально, он опустился на колени. Сквозь ткань брюк он ощутил прохладу зеленой травы. Палец его бережно и ласково коснулся вырезанных букв и цифр на камне. Он не знал, что должен был сейчас чувствовать. Внутри него была пустота — никаких эмоций.
— Рамон, — прошептал Джек. Малыш прожил всего один день.
Джек попытался представить себе новорожденного, но у него ничего не получалось. Он бессилен был вообразить маленького человечка, которого никогда не знал, но совсем не потому, что ему было все равно. На него внезапно нахлынули чувства к своей матери, которую он тоже никогда не знал, и в его сердце просто не осталось места ни для кого и ни для чего больше. Все это было так странно. Сейчас, побывав здесь, Джек понимал ее лучше, но от этого ему не стало легче. Ана Мария родила двух малышей. Ее первенец умер в тот день, когда родился, а мать осталась жить дальше. Ее младший и второй сын выжил, но мать умерла в день его появления на свет.
Почему? Этот вопрос занимал все его мысли.
Наверное, в нем заговорил скептицизм адвоката или это просто был гнев мальчика, потерявшего свою мать. Но Джек не мог не думать о жестокости судьбы… или вмешательстве еще каких-то странных сил.
— Теперь я оставлю вас одного, — сказал смотритель.
— Благодарю вас, — ответил Джек, но его слова повисли в воздухе. «Один». В столь тягостный для него момент он понял это с мучительной ясностью.
Один. Навсегда.
Наступил канун судебного заседания, и Джеку пришлось испытать на себе всю силу ледяного взгляда судьи Гарсии. Если Джек не скажет что-нибудь в самом скором времени, то эти два испепеляющих лазерных луча обеспечат ему как юристу полное забвение. В данный момент, однако, ему оставалось только тихонько сидеть в переполненном зале суда и слушать, как федеральный прокурор обращается к судье.
— Это просто возмутительно, ваша честь, — заявил Торрес. — Брайану Пинтадо всего десять лет от роду. В этом возрасте дети очень впечатлительны. Ему уже пришлось стать свидетелем безвременной кончины своего отца. Когда-нибудь ему придется смириться с тем фактом, что это его собственная мать лишила отца жизни. Тем временем его дедушка и бабушка делают все возможное, чтобы создать для мальчика нормальную и благотворную обстановку. Невзирая на это, адвокаты защиты, — он обвиняющим жестом указал на Джека и Софию, и в тоне его сквозило нескрываемое презрение, — эти так называемые судебные исполнители настойчиво преследуют семейство Пинтадо, прилагая недюжинные усилия, чтобы вынудить ребенка встретиться с ними.
Джек поднялся с места.
— Судья, я бы хотел сказать кое-что, — произнес он.
— Сядьте, мистер Суайтек! Вам придется подождать своей очереди.
Джек опустился на место. Выговор от судьи считался унизительным при любых обстоятельствах, а теперь, когда в зале было полно зрителей, тем более. Особенно если учесть, что большую часть из них составляли журналисты, представляющие разные средства массовой информации.
Прокурор словно лопался от чувства собственного превосходства.
— Благодарю вас, судья. Как я говорил, у Брайана Пинтадо нет никакого желания разговаривать с этими адвокатами. Перед самым привлечением к суду Линдси Харт дала согласие на то, чтобы ее сын оставался с дедушкой и бабушкой во время ее пребывания под стражей, и встреча Брайана с этими адвокатами идет вразрез с их желаниями. Уголовное судопроизводство не дает защите права допрашивать мальчика под присягой. Откровенно говоря, судья, кто-то должен заявить мистеру Суайтеку и его помощнице, что всему есть предел. Ответом должно стать слово «нет». До свидания. Брайан Пинтадо не намеревается разговаривать с ними.
Прокурор в последний раз с отвращением взглянул на Джека и удалился на свое место.
В зале суда стояла тишина, тем не менее у Джека сложилось впечатление, что, если бы дело происходило в Палате общин английского парламента, рядовые члены парламента, «заднескамеечники», уже топали бы ногами и выражали свое одобрение криками «Так, так!».
— Мистер Суайтек, вам слово. Я весьма надеюсь, что вы сможете объясниться, — произнес судья.
Джек поднялся с места и подошел к возвышению. Ему не нужно было оглядываться на напряженно внимающую тому, что происходит в зале, аудиторию, чтобы понять: все глаза сейчас обращены на него.
— Ваша честь, вопреки уверениям мистера Торреса, мы вовсе не докучали ни Брайану Пинтадо, ни его дедушке с бабушкой. Мы предприняли осторожные попытки договориться о беседе и были очень сдержанны и вежливы в своих контактах.
Судья фыркнул.
— Мне все равно, даже если бы вы напечатали для этого приглашения с золотым тиснением. Если мальчик не хочет встречаться с вами, вам следует просто смириться с его отказом.