— У вашей супруги также есть телохранитель, правильно?
— Да.
— Но ваш сын — Оскар, — он остался один. Без телохранителя. И жил на той же самой базе с сотнями сотрудников Береговой охраны, которых вы назвали «береговым патрулем Кастро».
Пинтадо явно не нашелся, что ответить, а потом попросту отмахнулся от вопроса.
— У Оскара никогда не было и не могло быть никаких проблем с этим. Его лучший друг служил в Береговой охране.
— Его лучший друг. Должно быть, это лейтенант Дамонт Джонсон, верно?
— Да.
Джек насмешливо улыбнулся, ему представилась возможность посеять зерна сомнения в умах присяжных — и попотчевать прокурора его же угощением, имея в виду отсутствие свидетеля.
— Ну, что же, может быть, лейтенант Джонсон сам приедет сюда и расскажет нам, каким хорошим другом он был на самом деле.
— Протестую.
— Протест принимается.
Джек мысленно взвешивал, стоит ли и дальше развивать эту тему, но намек на то, что отец оказался причастен к убийству своего сына, пусть даже косвенно, мог иметь непредсказуемые последствия. Джек достаточно хорошо разбирался в психологии присяжных, чтобы понимать, что пришло время умерить свой пыл и вернуться на место.
— Благодарю вас, мистер Пинтадо. У меня к вам больше нет вопросов.
В конце дня Джек попрощался со своей клиенткой в зале суда, передал ее на руки федеральным судебным исполнителям и сказал ей, чтобы она не теряла присутствия духа, возвращаясь в тюрьму.
Такова была реальность судебного разбирательства дела о совершении особо тяжкого преступления, не предусматривающего освобождения обвиняемого под залог.
Джек понимал, что все подобные процедуры, являясь, в общем-то, обычными, деморализующе действуют на Линдси. Она сменила свой деловой костюм на тюремную робу, а наручные часы — на кандалы. Вместо того чтобы забраться в свою постель и поцеловать сына, пожелав ему доброй ночи, она вновь оказалась на тюремной койке. Лежа без сна, она будет проигрывать в уме завтрашнее заседание или снова анализировать сегодняшние показания свидетеля. Тюремные осведомители будут стараться подружиться с ней, заставить разговориться о ее деле, надеясь узнать какой-нибудь маленький секрет, который позволит им подлизаться к прокурору и выторговать у него сокращение срока содержания под стражей или вообще досрочное освобождение. Она замкнется в себе и будет пытаться отвлечься и не думать о том, что, возможно, ей лучше умереть, чем провести остаток дней в заключении, или размышлять над тем, действительно ли смерть от летальной инъекции является легкой. Ее мысли останутся ее личным делом, и ей не с кем будет ими поделиться, даже со своими адвокатами.
Так что сегодня поздно вечером Джеку и Софии оставалось самим разрабатывать дальнейшую стратегию поведения на суде.
— Как, по-вашему, мы выглядели сегодня? — спросил Джек. Он сидел за столом у себя в столовой, напротив Софии. После долгих вечеров в адвокатской конторе они с Софией договорились, что свои ночные бдения будут устраивать попеременно то у него дома, то у нее.
— Вы наверняка потеряли присяжных заседателей номер три и номер шесть. Может быть, еще и номер два. Но ведь мы с вами знали об этом еще до начала заседания. Любой из них вполне подходит на роль вероятного кандидата в президенты клуба поклонников Алехандро Пинтадо.
Джек глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух из легких.
— У меня такое чувство, будто я настраиваю против себя все американское население кубинского происхождения.
— В этом и заключается ирония, не правда ли? И это после всего, через что вам пришлось пройти, чтобы узнать правду о своей матери и о своих кубинских корнях.
— Когда этот процесс закончится, нам с вами, наверное, придется переехать в Айову.
— Зато моя мать наконец-то будет счастлива. Я выйду замуж, сменю фамилию, стану своей среди жителей предместья.
— Вы уже ведете речь о замужестве, а? Должно быть, прошлой ночью у вас было грандиозное свидание.
— Я рассуждаю чисто теоретически.
— Получается, он оказался никчемным субъектом?
— Я этого не говорила.
— Определенно так оно и было. В этом я разбираюсь, можете мне поверить.
— Должно быть, вы считаете себя очень умным?
— Еще бы. Ведь я — адвокат, выступающий в суде первой инстанции. У меня хорошее чутье.
— Ну, хорошо, — заметила она с улыбкой. — Итак, если не считать обугленного «мустанга» перед вашим домом, сколько раз это ваше пресловутое чутье подводило вас?
— У-у. Это нечестно, София. Но… я был прав, не так ли? Он и в самом деле никчемный субъект?
— Хорошо-хорошо, вы были правы. Но кто вы такой, чтобы осуждать меня? Ваш приятель Тео рассказал мне о вашей далекой подруге в Африке. Как там ее зовут — Рамапитек или еще как-то?
— Рене.
— Да, Рене. Та самая, которая наведывается к вам в гости раз в два-три месяца.
— Она — педиатр. И там она работает в благотворительной организации. Рене приезжает в Майами тогда, когда может.
— Это не совсем то, что рассказал мне Тео. Он говорит, что она прилетает, ломает вашу кровать, потом улетает.
— Тео так сказал?
— Да. Причем в тоне его явно сквозила зависть, должна заметить. Но для всего остального мира на роль достойной подружки она не тянет.
Джек не знал, как ему реагировать. Она была права. Рене не слишком годилась на роль подруги.
— По крайней мере, она не водит автомобиль «эль камино». Нет, в самом деле: кто мог решить, что это — классический вариант?
Она не знала, смеяться ей или плакать.
— Отчего вы думаете, что тот человек, с кем у меня было свидание, водит…
Громкий шум на улице едва не заставил их подпрыгнуть от неожиданности. Казалось, кто-то изо всех сил колотит в кастрюли и сковородки на подъездной дорожке Джека.
— Что там происходит? — воскликнула София.
— Это Тео. С того самого момента, как полиция уехала с места преступления, он там возится и пытается что-то починить.
— Он ведь не думает, что ее и в самом деле можно отремонтировать? Ваша машина сгорела дотла.
— Я не знаю, что он там делает. Иногда у Тео лучше ничего не спрашивать, чтобы не чувствовать себя идиотом.
Джек убрал со стола остатки пиццы и салатов в пакетиках. Они перешли в гостиную, где София хотела просмотреть записи, сделанные во время судебного заседания, и ознакомить Джека со своими выводами. Свидетельские показания Пинтадо заняли все утро, а вторая часть дня ушла на судебно-медицинского эксперта. Прокурор изрядно потрудился, для того чтобы заставить эксперта показать, что смерть наступила до того, как Линдси ушла на работу. Джеку, в свою очередь, пришлось приложить все усилия, чтобы тот признал, что время смерти установлено предположительно и что здесь возможны расхождения.