— Нет. Вы поняли меня правильно. Брайан сказал мне, что это он застрелил своего отца.

Линдси закрыла лицо руками. Джек переводил взгляд с нее на Джонсона и обратно, все еще не в силах поверить тому, что только что услышал.

Прокурор изо всех сил старался напустить на себя негодующий вид, неестественно важной походкой вышагивая по залу заседаний. В голосе его звучал гнев. Он намеревался сделать то, чего не мог пожелать себе ни один юрист: обвинить во лжи собственного свидетеля.

— Лейтенант Джонсон, — заявил он, и голос его зазвенел, — мы с вами неоднократно обсуждали это дело, не так ли?

— Да, сэр.

— Мы даже проводили с вами в шутливой форме псевдоперекрестные допросы, разыгрывали заседания суда: я задавал вам вопросы, на которые вы отвечали. Разве не так?

— Да, это так.

— Ни разу во время этих обсуждений вы не упоминали о признании, которое сделал вам Брайан. Разве не так, лейтенант?

— Нет. Я не упоминал об этом. Но только потому…

— Этого достаточно, — оборвал его Торрес.

Джонсон воззвал к судье, на лице его появилось выражение гнева и страха.

— Ваша честь, я хочу объясниться.

— Я не задал вопроса, который требовал бы ответа, — вмешался Торрес.

Судья поскреб подбородок, словно и сам был изрядно ошеломлен услышанным.

— У свидетеля всегда есть право объяснить свой ответ. Лейтенант Джонсон признал, что да, он никогда не говорил вам об этом раньше. Давайте послушаем почему.

Торрес удалился на свое место, явно недовольный и раздосадованный.

Джонсон взглянул на Линдси.

— Причина, по которой я никогда и ничего не говорил о Брайане, заключается в том, что меня об этом попросила Линдси, — заявил он. — После того как Брайан признался мне в содеянном, я нашел Линдси и перебросился с ней парой слов. Я обвинил ее в том, что она вызвала меня в дом, чтобы подставить и обвинить в убийстве, которого я не совершал. Она извинилась и сказала, что всего лишь хотела защитить Брайана. А потом она попросила меня — умоляла меня, — что бы ни случилось, никому и никогда не говорить о том, что Брайан застрелил своего отца.

В зале суда воцарилась мертвая тишина.

Судья откинулся на спинку стула и поднял глаза к потолку.

— У вас еще есть вопросы, мистер Торрес?

Прокурор поднялся с места. Если бы это был боксерский поединок, он должен был сейчас шататься, как после нокдауна.

— Больше вопросов не имею, ваша честь.

— Мистер Суайтек, а у вас имеются вопросы к свидетелю?

Джек, конечно, мог бы задать парочку деликатных вопросов, дабы уточнить кое-что, но в этом-то и состояла вся прелесть разумного сомнения. Никаких уточнений не требовалось.

— Нет, ваша честь.

— Свидетель может быть свободен.

Вместе со всеми остальными Джек наблюдал за тем, как лейтенант Джонсон сошел с места для свидетельских показаний. Выходя из зала, он не смотрел ни на кого, по-солдатски глядя прямо перед собой.

Тишину нарушил судья.

— Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Суайтек.

Слова судьи прошли мимо его сознания. Джек все еще пытался разобраться в том, что только что произошло. Все было логично, но эмоциональное потрясение, которое испытали судья, присяжные, все присутствующие в зале, не шло ни в какое сравнение с тем ударом между глаз, который получил Джек. Кое-что встало на свои места, и некоторые вещи вполне вписались в получившуюся картину. Отказ Линдси позволить Джеку поговорить с Брайаном. Дедушка с бабушкой, добивающиеся решения суда запретить Джеку свидание с Брайаном. С самого начала все усилия были направлены только на то, что держать всех и каждого подальше от Брайана.

И теперь Джек понял почему.

— Мистер Суайтек, пожалуйста, ваш следующий свидетель.

Ложь, которой его потчевала клиентка, теперь казалась Джеку уже не такой бессмысленной. Ведь отныне он знал, кого Линдси старалась защитить. Вставая с места, Джек похлопал ее по руке, пытаясь ободрить.

— Ваша честь, — заявил он, и голос его прокатился по залу. — Защита просит прекратить слушания.

Глава сорок восьмая

Джек не мог припомнить другого столь удачного дня, когда бы он чувствовал себя так плохо.

Еще до начала суда он отдавал себе отчет в том, что весь процесс может пойти совсем по-другому, если только удастся хотя бы просто вытащить Дамонта Джонсона в суд для дачи свидетельских показаний. Но, даже задавая лейтенанту самый первый вопрос, Джек в лучшем случае надеялся просто убедить жюри, что грязное соглашение оказалось нарушенным и муж Линдси пал от руки своего лучшего друга. Джек и представить себе не мог, что Джонсон принесет ему победу на тарелочке, дав показания против сына Линдси.

Конечно, он чувствовал себя опустошенным. Сколько бы Джек ни делал вид, что, принимая решение взяться за это дело, он думал только о Линдси и ее сыне, о том, как уберечь невинную женщину от тюрьмы, на самом деле его мотивы лежали намного глубже. Речь шла о нем, Джеке, и его биологическом сыне. Джек не знал толком, чего он рассчитывает добиться даже при самом удачном стечении обстоятельств. В крайнем случае он надеялся хотя бы просто встретиться с Брайаном, может быть, даже как-то подружиться с ним. Его беспокоило, что Брайан будет расти без отца. Он со страхом думал о том, что Брайан может лишиться и матери. И еще ему невыносима была сама мысль о том, что Брайан будет жить с дедушкой и бабушкой в общине для избранных, где дети в свой день рождения обливаются горючими слезами оттого, что мамочка обещала пригласить на праздник «Цирк солнца», [15] а вместо этого организовала лишь представление гастролирующей труппы бродвейского мюзикла «Король-лев».

Однако не меньше тревоги доставлял ему и тот факт, что он даже не заподозрил Брайана. Джек переступил черту, разделяющую личную заинтересованность и профессиональные обязанности. Он поддался эмоциям, а чутье подсказывало ему, что ни в коем случае не следовало и браться за это дело.

Зато теперь он знал совершенно точно, почему Линдси наняла его.

Одной рукой он открывал банку с пивом, а другой управлялся с пультом дистанционного управления, просматривая программы новостей, и везде местные телекомментаторы в весьма язвительных выражениях описывали полный неожиданностей день минувшего судебного заседания.

— Шокирующий поворот событий, — говорил один.

— Жесточайший удар по обвинению, — вторил ему другой.

Джек быстро и бездумно переключался с одного канала на другой, но вдруг спохватился. По инерции он проскочил еще два канала, прежде чем мельком увиденная картинка заставила его поспешно вернуться назад, на одну из станций, которая, как ему показалось, транслировала выступление Гектора Торреса.