Запретный плод сладок | Страница: 11

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Так, значит, ты все такой же цыган, — сказала она после короткой паузы. — Тебя по-прежнему манят дальние страны.

— А ты все такая же домашняя девочка. Ты никогда не устаешь от одних и тех же давно знакомых лиц и мест, Лив?

Он был единственным в ее жизни, кто называл ее «Лив», и только в те далекие времена, когда они были особенно близки. Услышав это нежное «Лив», она так разволновалась, что не сразу ответила.

— Я уехала из города вскоре после тебя, а в сентябре переехала в Виндзор, где провела четыре года, занимаясь своей ученой степенью.

— И все-таки ты уехала из дома не только поэтому.

— Ты прав, была и другая причина, — признала Оливия, не собираясь, впрочем, рассказывать ему о том, что она была не в силах находиться в Спрингдейле, где все напоминало о нем: места, где они гуляли, общие знакомые, сам дом…

С минуту он наблюдал за ней, барабаня пальцами по столу, затем жестом указал на меню, которое она держала в руках.

— Решила, что будешь заказывать?

— Нет, — сказала она, прикрываясь кожаной обложкой меню, чтобы он не заметил, как блестят ее глаза. Как много сулил им обоим этот брак, а, в конечном счете, кроме горечи и озлобления, они ничего не получили. Оглядываясь назад, Оливия поражалась тому, как непростительно глупо они вели себя оба, разбрасываясь любовью, временем и друзьями.

— Выпьем, пока нам не принесут заказ? — спросил он.

— Я — нет, — отказалась Оливия. Она уже расслабилась от воспоминаний. — Только минеральную воду.

— Ну, Оливия! Бокал вина не повредит твоей репутации, уверяю тебя. Как насчет хорошего шардоне? Ты всегда любила его.

«Я всегда любила тебя», — с грустью подумала она. На какой-то миг ей показалось, что он читает ее мысли. После короткого тоста за дружбу он перевел разговор в более безопасное русло. Они обсуждали новое водохранилище, сооруженное на холмах за городом, реставрацию центральной площади с правительственным зданием на ней, потрясающий вид из окна. Он рассказал ей о длительной поездке в Анды. В свою очередь она рассказала ему о своем отдыхе в Греции. В конце концов, Оливия расслабилась настолько, что начала получать удовольствие от вечера.

Однако, когда подали основное блюдо — жареного морского окуня, Грант неожиданно спросил:

— Ты счастлива с ним, Оливия?

— С кем? — В недоумении она отложила вилку. Вопрос и тон Гранта застали ее врасплох.

— С Генри.

— Думаю, да.

— Ну, — сказал он, изучая содержимое своего бокала, будто ожидал найти там мух, — если то, что ты сказала, правда, то уж не потому, что он самый прекрасный любовник.

— Он очень добрый, Грант, — сказала Оливия, не желая быть втянутой еще в одну дискуссию по поводу сексуальной удали или отсутствия таковой у Генри. — Внимательный, у нас сходные интересы, одинаковый жизненный ритм. Он очень… надежный человек.

— Вы никогда не ссоритесь?

— Никогда, — она удивленно глянула на него.

— Значит, ты собираешься за него замуж?

— Он еще не предлагал.

— Я не сомневаюсь, что он был бы на седьмом небе от счастья, если б смог надеть кольцо на твой палец. Вопрос в том, позволила бы ты ему сделать это…

— Почему это так тебя волнует?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Оливия, и всегда этого хотел. А он, давай посмотрим фактам в лицо, тот зять, которого твой отец с радостью примет.

— Отец не выбирает мне мужей, Грант, — сказала она, вспоминая о словах Бетани.

— Не выбирал в прошлый раз, иначе мы бы никогда не дошли до алтаря.

— Он не одобрял не зятя, а сам факт замужества, считая, что я была слишком молода для брака.

— Лив! Он считал, что я тебе не пара.

— Он никогда не говорил этого, — запротестовала она, но в ее голосе не было уверенности, потому что он попал прямо в точку. С первого же дня, как они поженились, ее отец испробовал все: угрозы, просьбы, психологический шантаж, подкуп… лишь бы развести их. И добился своего.

Румянец, заливший ее лицо, сказал Гранту, что он прав.

— Я еще в церкви наблюдал за ним. Он бы линчевал меня, если бы мог.

— А я наблюдала за тобой, — парировала она. — Ты указывал карающим перстом на грехи моего отца, реальные или мнимые, но сам был далеко не безупречным, Грант. Боже! Какое у тебя было выражение лица, когда я шла к алтарю! Казалось, ты готовился провести остаток своей жизни в аду. И как ты меня не бросил у алтаря! Ты готов был удрать, но, видно, капельку все же любил меня.

— Да, готов, — искренне признался он. — Но не удрал. Оливия! Неужели ты веришь, что пятиярусный свадебный торт и несколько сот разодетых гостей остановили бы меня? Да, ты права. Я любил тебя и готов был кричать об этом на весь мир. И не «капельку», как ты сказала с ехидцей.

— Однако ты очень быстро излечился от любви, не так ли? Цепь, которая приковала тебя к «малышке невесте», не выдержала и порвалась. Столь обожаемая тобой медицина одержала верх.

— Но малышка не хотела взрослеть.

— Мне едва исполнилось двадцать!

— А вела себя, будто тебе все еще двенадцать, жалуясь папочке каждый раз, когда муж не выполнял твоих требований! И когда пришло время выбирать, ты выбрала папочку. Я совершил непростительную ошибку, дав согласие жить с ним под одной крышей.

— Ты сам принял его предложение, нам не надо было беспокоиться о плате за аренду, пока ты не закончишь учебу, — не сдавалась Оливия.

— Я думал, мы любим, друг друга и этой любви ничто не грозит. Любовь к мужу и любовь к отцу — это разные вещи. Заруби себе это на носу, прежде чем выскочишь замуж за Хэнка из банка, иначе каждый раз, когда он захочет заняться с тобой любовью, ему придется думать о том, не войдет ли сейчас Сэм.

— Мой отец никогда не делал этого!

— Ну не из-за меня — мне бы он с удовольствием напичкал дробью мою голую задницу.

— Фу! — возмутилась Оливия. — Мы в общественном месте, все слышно.

Грант рассмеялся, глядя на ее пылающие щеки.

— Ты превратилась в ханжу, пока меня не было, Оливия! Я помню случаи, когда мы занимались любовью на людях, а ты помнишь?

— Ты бесстыдный тип, Грант Медисон!

— Да, — согласился он с наглой ухмылкой.

— Так мы никогда не станем друзьями.

— Что ж, меня надо принимать таким, какой я есть, а на это не каждая женщина способна! — все еще улыбался он.

Оливия бросила свою салфетку и потянулась за кошельком.

— Мне следовало знать, что вечер с тобой ни к чему хорошему не приведет! Спасибо за ужин, я сама найду дорогу домой.

— На нас смотрят, Оливия, — спокойно сказал он, поднимая бокал. — Так что, если не хочешь, чтобы все местные клуши, кудахтали о тебе за завтрашним утренним кофе, не устраивай сцены.