Готов? Подбит? Нет, полной уверенности в этом — А надо, чтоб была. — Четверть оборота влево! — крикнул Борис Наташке. — Еще чуть-чуть! Еще!
Разогретый ствол нервно и резко, словно припадочный, дернулся за машиной, ушедшей с линии огня В примятой протекторами траве и на пыльном грунте взметнулась новая дорожка пыльных фонтанчиков. Обозначенный ими пунктир дотянулся до бронетранспортера.
Достать! Добить гада!
Если есть возможность, ее следует использовать!
Борис не прекращал стрельбы, пока… Пока она не прекратилась сама.
Проклятье! Патроны! Напрасно он все же не экономил боеприпасы. Перекошенная опорожненная коробка, бессильно свесившаяся пустая пулеметная лента. Печальное зрелище…
БТР, заходивший с другого фланга, открыл ответный огонь.
Линия пыльных гейзеров рассекла дорогу. Первая очередь словно разделила тресовозку и БТР, в котором находились Борис и Наташка.
Секунда тишины. И почти сразу же последовала еще одна короткая очередь.
На этот раз пули чиркнули по крыше. Лишь самый хвостик пулеметной очереди зацепил борт. Крупнокалиберные пули со стальным сердечником громко и противно звякнули по броне. Между задним люком и кормовым отсеком появились три или четыре новые пробоины. Борис невольно вжал голову в плечи и пригнулся. Краем глаза заметил, что и Наташка сделала то же самое. Но смертоносной мясорубки рикошетов, к счастью, не последовало: пули прошили машину насквозь.
«Похоже на пристрелку», — подумал Борис.
Наверное, так и было. Вражеский пулеметчик, прощупав линию огня короткими очередями, убедился, что может расстрелять захваченный противником БТР, не задев тресовозку.
И взялся за дело по-настоящему.
— Наташка, уходим! — крикнул Борис.
Дальше оставаться в железном гробу было опасно и бессмысленно. Они сделали все, что смогли. Прикрыли отход группы. Возле моста не было больше ни одного живого егеря. Так что пора сматываться самим.
Борис выпихнул чернявую наружу и упал под колеса бронетранспортера сам. Вовремя! На бронированную машину обрушился стальной град.
Грохот, звон, визг, искры…
БТР превращали в решето, словно мишень на полигоне во время сдачи экзамена по огневой подготовке. И следовало признать, пулеметчик хэдов был подготовлен отменно.
К обочине Борис с Наташкой отползали не поднимая головы. Вокруг лежали мертвые егеря и обезглавленные хэды.
Видимо, вражеский стрелок не заметил их бегства. Он упоенно раскраивал корпус БТР, не опуская очереди ниже колесных дисков. Собственно, только это их и спасло.
Борис и Наташка скатились вниз с заросшего камышами берега.
Пули долетали и сюда. Срезали листья и стебли, разносили тугие камышовые метелки, поднимавшиеся над береговой кромкой. Кружился подхваченный ветром пух. Словно кто-то вспорол огромную перину.
И все же здесь было безопаснее. Правда, так будет недолго: лишь до тех пор, пока к реке не подъедет хэдхантерская техника и не подбегут стрелки десанта. — Быстрее! — Схватив Наташку за руку, Борис потащил ее к лесу.
Если повезет, они доберутся туда раньше, чем будут обнаружены облавой.
Бежали быстро. Под ногами хлюпала вода и чавкала грязь. До леса было далеко. Но все же не так далеко, чтобы падать духом.
— А ты все-таки гад… — медленно и отчетливо процедил Борис.
Гарик повернулся к нему. Неприкрытая неприязнь. Прищуренные глаза. Оскаленный рот. На скуле еще лиловеет синяк, полученный в стычке с Борисом после охоты на хэдхантерский патруль.
Борис высказал Гарику то, что думал о нем, на первом же привале. В лесу им удалось оторваться от облавы, и Корень позволил бойцам немного передохнуть. Гарика и Бориса старшой поставил в тыловое охранение группы. Самое то оно, в общем, для серьезного разговора по душам, один на один.
— Какой же ты все-таки гад, Гарик. В его сторону качнулся было автомат Гарика. Но это было предсказуемо. Борис ждал этого. Он перехватил оружие дикого за цевье и отвел ствол от себя. Конечно, боевыми Гарик стрелять бы не стал. Автоматная очередь в тишине леса могла привлечь внимание облавы. Но шприц-ампулу сгоряча мог бы выпустить запросто.
— Га-а-ад! — улыбнулся ему в лицо Борис.
Тот подобрался.
— Что, без «калаша» поговорить слабо?
Гарик отпустил автомат. Сжал кулаки. Ощерился. Тряхнул рыжей шевелюрой.
— Хочешь закончить то, что мы с тобой начали и не довели до конца? Да, Берест? Прямо сейчас хочешь закончить? Ну давай!
Гарик сбросил с плеча рюкзак, набитый хэдхантерскими головами. Встал, потирая кулаки. Сзади на поясе у него болтались две сетчатые авоськи. В каждой — по татуированной голове. Наверное, по меркам Союза Гарик за одну операцию стал богачом. Даже если половина улова уйдет в общак.
Борис тоже поднялся. Он себе «ушастой валюты» у моста добыть не успел. Как-то не было времени, чтобы срезать головы хэдам. Сплоховал. А ведь пятнистых он замочил никак не меньше Гарика. Но трофеев не собрал. Несправедливо, конечно. Но сейчас дело не в этом.
Они стояли друг против друга и сверлили один другого ненавидящими взглядами.
Ни разум, ни ноющее тело не желали драки после изнурительного марш-броска. Но было кое-что посильнее тела и разума. Кое-что, что требовало сейчас же, без промедления, разбить эту ухмыляющуюся наглую физиономию в кровавую кашу.
Гарик чем-то напоминал Борису Гвоздя. Не внешне — нет. Просто вел он себя очень похоже. И вызывал ту же брезгливость.
Наверное, в каждой человеческой группе можно найти своего Гвоздя. Наверное, Гвозди эти понатыканы всюду. И кому-то нужно их выдирать и отбрасывать в сторону. Или вбивать, на фиг, по самую шляпку. Чтоб не топорщились, не выступали, не корябали и не портили жизнь другим.
— Эй, что тут у вас?! — Корень возник позади них бесшумно, как призрак.
Облом! Борис разочарованно сплюнул. Почуял старшой, что ли?
Корень был без рюкзака — он оставил свои рюкзак в лагере, но на поясе у старшого болталась такая же авоська, как у Гарика. Только не с одной хэдовской головой, а с «валютной» парой. В руках Корень держал автомат. Причем так держал, что мог в любой момент пустить и пулю, и шприц-ампулу из подствольника.
Судя по всему, разговора с Гариком уже не получится. Ни разговора, ни драки. А жаль…
— Я, кажется, спросил, что случилось? — Голос у Корня был негромким, неприятным и не обещающим ничего хорошего. И «калаш» был сейчас в руках только у него одного.
— Да вот Берест бузит, — хмыкнул Гарик, — крови хочет.
— Берест? — Старшой повернулся к Борису. — Чего взбеленился?