Старшой фыркнул:
— Я же объяснял тебе, Берест: чем меньше будет тресов, тем скорее уйдут хэды.
— Одни уйдут — другие придут, — пожал плечами Борис. — И как будут действовать те, другие, еще неизвестно. Ты же слышал о грядущей реорганизации.
— Ну, это еще вилами по воде писано.
— Насчет трес-колонны пленный хэд тебя не обманул. Зачем ему было врать об остальном?
Корень поморщился.
— Слушай, Берест, ты меня напрягаешь. И чем дальше — тем больше. Рановато ты, парень, начинаешь права качать — вот, что я тебе скажу.
— Да? — Борис смотрел на него исподлобья. — А что еще ты мне скажешь, старшой? Что ты вообще говоришь своим бойцам, когда они задают вопросы?
— А у нас вопросы не задают. У нас выполняют приказы. Давай так. — Корень перешел на чуть более дружелюбный тон. — Типа, перетерли базары и хватит. И замяли дело. Гарика больше не задевай. На охоте никаких разборок между членами группы быть не должно. А то ведь и нарваться можно. Не забывай, пока идет охота, я тут — царь и бог. Мне вовсе не хочется без нужды терять хороших бойцов, но если они тупы настолько, что начинают доставлять неприятности, то…
Старшой погладил автомат. Глаза Корня смотрели очень нехорошо.
— Вообще-то формально охота уже закончилась, — заметил Борис. — С хэдхантерской колонной мы разобрались, от погони оторвались. Твоя власть тоже кончилась, старшой. Все. Баста!
Корень скривил губы.
— Много ты понимаешь, умник! Кончилась, говоришь, охота и власть? Да я тебя самого сейчас кончу. Прямо сейчас. Здесь. Потом скажу, что ты решил бросить пост и свалить из группы. А я тебя, типа, не пустил. Не дал стать тресом.
Старшой осклабился.
— Гарик за тебя подписываться точно не станет. Верно я говорю, Гарик?
Глумливая ухмылка. Утвердительный кивок. Ну да, подлецы за других не подписываются.
— Мы с ним еще твою девчонку поделим. Натаха хороша в постели — я помню. А у нас хватит «ушастой валюты», чтобы попользоваться ею на законных основаниях.
Борис сжал кулаки:
— Да тебя ж в Союзе вашем за такой беспредел…
— Брось! — отмахнулся Корень. — Ничего мне не будет. То, что ты с нами, еще не значит, что ты наш. Ты ведь пока не член Союза. Значит — чужак. И жизнь твоя по большому счету не стоит разбитой шприц-ампулы. А у нас с чужаками как? Пока они полезны, их используют. Когда они начинают бузить, от них избавляются. Так что никто меня не осудит. Победителей у нас вообще судить не принято. Тем более — после такой удачной охоты. На которой ты, между прочим, Берест, не добыл ни одной головы.
— А ну-ка замерли! Охотнички-добытчики, мать вашу…
Голос Наташки прозвучал не громче шелеста листвы но весьма убедительно.
Она появилась словно из-под земли. Поднялась из-за кустов за спиной старшого и сразу же взяла его на прицел. Указательный палец чернявой лежал на спусковом крючке подствольника.
Корень, не видевший чернявой, но слышавший ее голос, застыл на месте как примороженный. Даже не повернулся. Старшой был сообразительным малым.
— Ствол на землю, Корень! — велела Наташка. — Предупреждаю: ты у меня на игле, а в моем подствольнике — полный магазин. Дернешься — поймаешь шприц-ампулу. Гарик, ты тоже сиди спокойно, не ерзай.
Корень бросил оружие. Автомат почти без звука упал на толстый слой прелой листвы. А вот Гарик чернявую не послушался. Попытался схватить свой «калаш».
Пуф-ф! Тихий плевок-хлопок. Наташка не блефовала: в шее Гарика качнулась шприц-ампула. Игла целиком вошла под кожу.
Слабый всхрип. Гарик повалился на бок, прижимая руки к груди и сворачиваясь калачиком.
Борис знал, что делать. Собрать оружие, боеприпасы. Гранаты. Готово…
— Спасибо, Наташ. Ты вовремя.
— Угу… — Как догадалась-то?
— А никак. Не догадывалась я ни о чем. Просто смотрю — Корень отошел проверить ваш пост и не возвращается. Подумала, не случилось ли чего. Волновалась…
— Ум-м-мница ты моя, — с признательностью промурчал Борис.
Он чмокнул чернявую в щечку. Она ответила тем же, что, впрочем, не помешало девушке удерживать старшого на прицеле.
— Головы не забудь, — напомнила Наташка.
— Думаешь, стоит?
— Лишними не будут.
Да, пожалуй, что не будут. На территории, контролируемой Союзом, с универсальной «ушастой валютой» не пропадешь.
Борис взял рюкзак Гарика.
— Крысятничаете? — заговорил Корень.
— Берем свое по праву, — буркнул Борис. — Мне ведь тоже кое-что причитается за участие в операции. Или я ни одного хэда у моста не замочил? Или отход группы не прикрывал?
Когда он отцеплял поясные авоськи Гарика, старшой неодобрительно покачал головой.
— Берест, ты хоть знаешь, что у нас, в Союзе, полагается за кражу «ушастой валюты»?
— А что у вас полагается старшому егерской группе нечестное распределение добычи? — парировал Берест. — Помнится, ты говорил, что за подобные вещи тоже по головке не гладят. И потом… Победителей не судят. Твои слова?
Корень усмехнулся.
— Мои, только к чужакам они не относятся. Ты не Член Союза, Берест. И она. — Корень кивнул на Наташку, — тоже. Так что вас будут судить в любом случае. А впрочем… С чужаками у нас обычно разбираются без суда и следствия.
— Этого. — Борис тряхнул перед лицом старшого рюкзаком Гарика и хэдхантерскими головами в плетеных сетках, — нам с Наташкой хватит, чтобы купить членство в вашем долбаном Союзе. Еще и останется. И кстати, старшой… Отстегни-ка свою авоську.
— Да? — Лишаться добычи Корню явно не хотелось. — А если я сейчас своих ребят позову? Они ж тут недалеко. Услышат ведь.
Борис направил автомат на старшого. Потом чуть приподнял ствол.
— А если я очередь боевыми дам? Думаешь, хэдовская облава далеко ушла? Думаешь, пятнистые не услышат?
— Во-во! А я тебе в ляжку шприц засажу, — поддержала его Наташка. — Как считаешь, Корень, ребятки твои потащат тебя на хребтине? Я что-то сомневаюсь в этом. Скорее кончат вас с Гариком, лишь бы вы в тресы не попали. Ну, как это у вас принято… Короче, кидай головы, пока мы добрые.
Поджав губы, Корень расстегнул поясную пряжку. Отцепил авоську с двумя хэдхантерскими головами. Небрежно бросил сетку на землю. Вроде и подальше от себя. Но не так, чтобы очень далеко. Замер, опустив руки и голову.
В правой руке покачивался ремень.
Борис, удерживая Корня на мушке, осторожно подошел к связке.
И нарвался на неожиданный финт. Рука старшого вдруг резко дернулась и нанесла стремительный едва уловимый глазом удар.