— Денек-то какой!.. А у вас неприятности, Ольга Юрьевна. Может быть, я смогу помочь?
Сначала ничего, кроме досады, это замечание у меня не вызвало. Я посмотрела на непрошеного помощника с раздражением. Но в его голубых глазах было только сочувствие и боязнь рассердить меня. Я сдержала язвительное замечание, готовое сорваться с моих уст, и только сказала:
— Да чем вы можете помочь, Роман Дмитриевич? Вам самому помощь требуется.
Гоголев слегка нахмурился и произнес, волнуясь:
— Я понимаю, что вы мне не доверяете, Ольга Юрьевна. Это вполне естественно. Но вы же можете меня проверить? Я ведь со всей душой…
Я некоторое время оценивающе разглядывала его и наконец решила рискнуть. В конце концов, ничего незаконного я делать не собираюсь. Пусть Роман Дмитриевич нарушает закон, если ему так хочется, а мы посмотрим — может, действительно какой-то толк будет?
— Ну, ладно! — сказала я. — Только имейте в виду — я вас за язык не тянула. Тут в конторе сидит Белов Николай Степанович, нотариус. Мне он ничего говорить не хочет. Не нравится ему, что я частное лицо, видишь ли. Может быть, ваш авторитет на него подействует? Мне позарез нужно выяснить, при каких обстоятельствах около года назад была продана одна квартира… — и я подробно рассказала Гоголеву эту историю, ни словом, однако, не обмолвившись о семье Панкратовых.
Роман Дмитриевич слушал меня очень внимательно — видимо, старался запомнить каждую подробность. Потом решительным движением пригладил светлый чуб, строго насупил брови и шагнул на ступеньку.
— Только имейте в виду, — предупредила я. — Этот Белов — тертый калач, будьте с ним пожестче!
— Я постараюсь, — скромно сказал Гоголев, скрываясь за дверью.
Я немного прошлась взад-вперед по тротуару, рассеянно поглядывая на окна нотариальной конторы, но ни минуты не сомневаясь, что Роман Дмитриевич долго там не задержится. Без официального предписания Белов с ним и разговаривать не станет. Здесь нужен другой человек, другого сорта — настоящий зубр, который наводит страх одним взглядом. Гоголев к таким не принадлежал.
Я вспомнила, как Роман Дмитриевич жаловался, что забыл вставить пленку в фотоаппарат. Он, бедняга, не догадывается, что все гораздо хуже — ведь он даже забыл, что на самом деле пленка была вставлена. Да, такому, должно быть, совсем нелегко приходится в его серьезном ведомстве! В каком-то смысле у парня выдержка просто железная. Я бы не выдержала.
Время шло, а Гоголев почему-то не появлялся. Меня это начинало уже интриговать. Неужели ему удалось разговорить щепетильного нотариуса? А может, они сейчас просто ведут бесплодные препирательства? Или, того лучше, воспользовавшись моей доверчивостью, Роман Дмитриевич скорее бросился докладывать начальству о достигнутых успехах? От этой мысли я помрачнела. Не то чтобы в моем визите к нотариусу было что-то предосудительное, представляющее для меня потенциальную опасность, — пожалуй, я больше боялась окончательно разочароваться в этом странном, но симпатичном следователе. В глубине души мне хотелось, чтобы он оказался именно таким, каким я уже успела его себе представить, — беззащитным романтичным недотепой. По моему мнению, это не самые плохие человеческие качества, а в наше жестокое время они вообще становятся драгоценным раритетом.
Гоголев пробыл у нотариуса не менее получаса. Когда же он наконец появился на крыльце, на лице его сияла торжествующая улыбка, которую он и не пытался скрывать. Он направился прямиком ко мне, на ходу доставая из кармана замшевой курточки записную книжку. Я ждала его, не трогаясь с места, и, наверное, вид у меня в этот момент был ужасно недоверчивый.
— Все в порядке, Ольга Юрьевна! — сияя, провозгласил Гоголев — Вот, я все здесь записал. И кому принадлежала квартира до продажи, и кто являлся учредителем «Тюльпана»…
— А вы часом не шутите, Роман Дмитриевич? — спросила я. — Неужели получилось?
— Ну так! — выпалил Гоголев. — Разве могло быть иначе? Я ведь вам обещал!
Я взяла записную книжку и пробежала взглядом указанные там фамилии. Они ничего мне не говорили.
— Так как вам удалось разговорить этого педанта, Роман Дмитриевич? — опять обратилась я к Гоголеву. — Если честно, то у меня большие сомнения насчет подлинности полученных данных.
— Вот ведь какая вы недоверчивая! — пробормотал Роман Дмитриевич. — Между прочим, сам лично видел все документы и своей рукой списывал данные. Не волнуйтесь, я все очень тонко провел. Сразу же взял быка за рога — удостоверение на стол и выдвигаю альтернативу — или мы беседуем здесь неофициально, или добро пожаловать в прокуратуру на допрос! Как правило, это всегда срабатывает. Господин Белов тоже недолго думал — не больше минуты — и согласился. Порылся в документах и нашел папку, где у него хранилась копия акта по этой квартире. Я для виду покопался в документах, но, знаете, на меня от одного вида этих бумаг нападает сон. Я просто списал, что вы просили, поблагодарил и смылся. Для солидности я, конечно, предупредил, что если он нам понадобится, то мы его вызовем… По-моему, все прошло как нельзя лучше, вы согласны?
Я заметила, что из окна нотариальной конторы за нами кто-то внимательно наблюдает. Темные стекла отсвечивали, но худую долговязую фигуру Белова я узнала без труда. Поймав мой взгляд, нотариус будто вздрогнул и поспешно отступил в глубину комнаты.
— Все прошло здорово, — согласилась я. — Но теперь давайте отсюда уйдем. Я что-то себя не очень уютно здесь чувствую.
— С удовольствием! — радостно сказал Гоголев. Он был в приподнятом настроении и без остановки улыбался. — Куда теперь, Ольга Юрьевна?
— Вы, кажется, окончательно решили определиться ко мне в оруженосцы? — осведомилась я. — Нашли себя? Не боитесь, что ваше начальство будет не слишком довольно таким поворотом дела?
— Но ведь мы будем помалкивать? — с надеждой спросил Гоголев.
— Была бы вам очень признательна, — заметила я. — Только с вас каждый день требуют отчет, не так ли?
— О, вовсе не каждый! — беззаботно сказал Роман Дмитриевич. — И потом, единственное, чему я выучился в совершенстве, — это составлять липовые отчеты. Наверное, потому что в этом есть что-то творческое… Что-нибудь совру, не беспокойтесь. Думаю, какое-то время мне удастся продержаться, прежде чем меня отзовут. Но зато вам пока не о чем будет беспокоиться.
— Блестящий план, — сказала я. — Я уже чувствую, как покой разливается по всем клеточкам моего организма…
— Вы все шутите! — немного обиженно сказал Гоголев. — А я от всей души…
— Вы это уже говорили, — заметила я. — И я вовсе не шучу. Вы разрешите на время позаимствовать вашу записную книжку?
— Разумеется! — воскликнул Гоголев. — Так мы сейчас куда?
— Садитесь пока в машину, — ответила я. — Мне нужно подумать.
Очутившись за рулем своей «Лады», я смогла наконец немного расслабиться. Гоголев, при всей его безобидности, вызывал у меня некоторое внутреннее напряжение. Глядя на него, я все время боялась совершить что-нибудь противозаконное. При других обстоятельствах я иногда могу нарушить закон совершенно автоматически, не испытывая стресса. Теперь же приходилось постоянно быть настороже.