На некоторое время Гоголев замолчал, следя за дорогой и напряженно о чем-то размышляя. Потом он вдруг спросил:
— Признайтесь, Ольга Юрьевна, вы тоже считаете меня никудышным? Наверное, в душе вы сейчас смеетесь надо мной и думаете, как ловко провели такого дурака, как я, верно? — в голосе его слышалась неподдельная горечь.
Я посмотрела на него с жалостью и сказала:
— Запомните, Роман Дмитриевич! Никогда и ни при каких обстоятельствах не делайте женщинам подобных признаний! Да и мужчинам не делайте. Как бы вам этого ни хотелось. У людей создается о вас превратное мнение. А вы, мне кажется, его не заслуживаете.
На это Гоголев ничего не ответил — только ниже наклонился над рулевым колесом и покраснел. Не знаю, что в эту минуту творилось у него на душе, да и уже некогда было с этим разбираться, потому что из остановившегося троллейбуса вышел нотариус Белов, озабоченно посмотрел на часы и направился в сторону городского парка.
— Быстро сворачивайте в ближайший переулок! — скомандовала я Роману Дмитриевичу. — Дальше я пойду пешком. А вы ждите меня здесь.
Гоголев прибавил газу, объехал троллейбус и довольно рискованно подрезал нос неизвестно откуда выскочившему мотоциклу. Не обращая внимания, Гоголев закончил свой маневр и свернул в переулок.
Едва он затормозил, я выскочила из машины и побежала обратно — к воротам парка. Нотариуса ни в коем случае нельзя было упускать.
Я летела сломя голову, но оказалось, напрасно — Белов еще даже не заходил в парк. Он маячил около ворот, раздраженно поглядывая на часы. Я спряталась за газетным киоском, прикидывая, как бы подобраться к нотариусу поближе. На открытом пространстве это было невозможно. Оставалось надеяться, что позже что-нибудь изменится.
Вдруг Белов резко вскинул голову и, сорвавшись с места, зашагал прочь от ворот. Я посмотрела туда, куда он направлялся. Возле тротуара пыхтел черный «Мерседес», не слишком новый, но еще вполне приличный, с темными стеклами. Я лишь успела автоматически запомнить его номер — и вовремя, потому что нотариус, пригнув голову, мгновенно нырнул в салон «Мерседеса» и, как говорится, был таков. И его, и машину затянуло в водоворот уличного движения.
Ужасно недовольная собой, вернулась я к Роману Дмитриевичу. Я молчала, но про себя ругалась самыми последними словами. Мне уже казалось, что нужно было ехать за Беловым на собственной машине, предварительно позвонив Виктору, — в этот момент мне много чего казалось.
Гоголев почувствовал мое настроение и не надоедал мне расспросами. Но долго молчать он не мог и минут через пять вдруг сказал:
— А вы знаете, Ольга Юрьевна, я ведь только что вспомнил, где я слышал про эту… ну, куда вы искали дорогу… про Шангри-Ла!
Я посмотрела на него без особого любопытства. Роман Дмитриевич заторопился и, запинаясь от неловкости, сообщил:
— Может, это вам и неинтересно… Но вот, короче, где-то с год назад — я еще был стажером — вместе с группой выезжал на убийство. Молодой парень, лет двадцати, попал под электричку. В общем, дело, наверное, было совсем не в этом, но у него на груди была татуировка — вот эти два слова «Шангри-Ла». Никто, по-моему, и внимания не обратил, а мне врезалось в память. Странное название… Потом оказалось, что вроде никакого убийства не было…
— Где это происходило? — спросила я и добавила, ничего особенного не предполагая, больше наугад: — Не на линии Каратай — Тарасов?
Гоголев посмотрел с удивлением.
— А как вы догадались?
Определить принадлежность подержанного «Мерседеса» оказалось совсем несложно. С этим делом нам помог тот же Роман Дмитриевич. На следующее утро я знала, что владельцем машины является гражданка Бурмистрова Алина Григорьевна, проживающая по адресу: улица Солнечная, коттедж № 16.
После некоторого замешательства и нескольких звонков мне удалось выяснить местонахождение неизвестной мне улицы. Оказалось, что так было недавно названо некое загородное поселение, образованное несколькими шикарного вида особняками. Пока их было немного, но, по слухам, росли они как грибы, и в скором времени следовало ожидать, что Солнечная станет совершенно полноценной улицей, возможно, даже проспектом.
Мне очень хотелось взглянуть на этот район города поближе. После того как отчасти материализовалась учредительница «Тюльпана», после того как с ней вошел в контакт нотариус, оформлявший документы на бывшую квартиру Панкратовых, после того как опять всплыло название Шангри-Ла…
Конечно, у меня не было никаких иллюзий насчет того, что хозяйка шестнадцатого коттеджа согласится встретиться со мной. И вообще, у меня было предчувствие, что начиная с этого момента все новые контакты будут даваться мне с огромным трудом. С деятельностью риелторской фирмы «Тюльпан» не все было ладно — об этом свидетельствовала суета, возникшая после проявленного мною интереса к ней. Но я нисколько не сомневалась — те, кто сейчас суетится, сделают все возможное, чтобы предупредить мое дальнейшее вмешательство в их дела.
А любопытничать мне теперь следовало с большой осторожностью, даже на чуть-чуть не выходя за рамки дозволенного, — бдительное око прокуратуры я чувствовала буквально спиной. То, что оно материализовалось в виде трогательно-голубых глаз Романа Дмитриевича, не могло до конца развеять моих подозрений.
Кстати, из наших только одна Маринка была склонна доверять Гоголеву, и то это было чисто эмоциональное ощущение. Сергей Иванович Кряжимский прямо призывал меня быть с моим «оруженосцем» крайне осторожной — он не исключал того, что, разыгрывая простачка, Гоголев заманивает меня в ловушку. В таких обстоятельствах первый же мой промах станет поводом отобрать у нас лицензию.
Виктор, разумеется, ничего конкретного не говорил, но при обсуждении личности Романа Дмитриевича в его глазах появлялось болезненно-скептическое выражение — Гоголев не устраивал его просто как тип мужчины. Грубо говоря, с таким в разведку он не пошел бы ни при каких условиях.
Ромка тоже не верил Гоголеву, но в тот момент, когда мы все сосредоточились на этом вопросе, он, как выяснилось, напряженно размышлял еще кое о чем, и позже, улучив момент, решил поделиться со мной своими размышлениями с глазу на глаз.
— Вы можете меня выслушать, Ольга Юрьевна? — волнуясь, спросил он. — Я не хотел при всех…
— Конечно, — немного удивилась я. — А к чему такая таинственность? Что-то личное?
— Совсем нет, — сказал Ромка. — Просто не хочу, чтобы меня поднимали на смех. Вы же знаете, кое-кому кажется, что я вообще ничего не понимаю…
Под «кое-кем», несомненно, подразумевалась Маринка, но я не стала заострять внимание на деталях. Сохраняя полную серьезность, я предложила Ромке не стесняться и выкладывать все, что он считает нужным.
Приободренный, он заговорил более уверенно:
— Понимаете, Ольга Юрьевна, я вот что подумал… Все-таки надо нам побывать в Каратае! Потому что именно там, я считаю, начинается дорога на Шангри-Ла… — тут он покраснел и поспешно добавил: — Это я образно… Не думайте, что я действительно верю, что эта страна существует. Но, посмотрите, Аглая, от которой вы впервые слышите это название, едет в Каратай. И тот неизвестный парень, про которого вам рассказал Гоголев, с татуировкой — погиб как раз на этом направлении. По-моему, это уже не совпадение. Что-то там такое должно быть. И еще… Мне кажется, тут целая цепочка. Сначала к нам в редакцию пришел Пименов, помните? По-моему, он из той же компании. Он должен был узнать, как вы выглядите, и, наверное, потом за вами следил — где живете, какая у вас машина, когда приходите домой. Потом они вас подкараулили, и в дело вступил Старостин… Кстати, насчет него у меня тоже есть одна мысль, Ольга Юрьевна, — Ромка сделал многозначительную паузу и объявил: — Это, скорее всего, муж Бурмистровой!