Бурцев нутром почувствовал: вот он, момент истины! Сейчас необходимо убедить Александра, убедить во что бы то ни стало. Ибо другого шанса ему уже не дадут.
Он прикоснулся к биноклю. Когда Дружининки из лагерного дозора изымали у них оружие, этот нагрудный футляр с закрытыми окулярами Бурцеву оставили, однако личный страж Александра оказался более бдительным. Едва потенциальный колдун тронул свою коробку, как неприметный телохранитель кошкой выскочил из-за княжеской спины, прикрывая собой господина. Мгновение — и обнаженный меч уткнулся заточенным острием Бурцеву в грудь. «Шустрый малый», — только и успел подумать тот.
— Савва, назад! — приказал Александр. — Я пока еще сам способен себя защитить.
Секьюрити с мечом нехотя отступил. Нехотя и недалеко — на расстояние, с которого опасного гостя в случае чего можно одним махом срезать клинком с вытянутой руки.
Савва… Савва… Странное имечко, редкое. Уж не тот ли это Савва, что в Невской битве подрубил шатер шведского ярла Биргера? А что, очень даже может статься.
— Я просто хотел показать, — пояснил Бурцев, стараясь не делать резких движений. — Это одна из тех вещей, которые легко принять за магические артефакты, но которые на самом деле таковыми не являются.
Он открыл окуляры бинокля, протянул оптику князю. Александр взял, недоуменно и настороженно покрутил в руках…
— Что там блестит? Магические кристаллы?
Ну вот, опять двадцать пять!
— Не магические и не кристаллы, княже, а лин… ну, специально обработанное стекло. В нем-то и кроется весь секрет. Искусных заморских мастеров то работа, — соврал Бурцев для пущей важности. Не таких уж, собственно, и заморских. Завременных скорее…
— И что мне с этим делать?
— Направь на меня, прислони к очам и взгляни, — проинструктировал Бурцев. — Там есть гм… два таких маленьких окошка для глаз.
— Княже, не нужно этого делать! — встревожился Савва. — Если этот человек пришел со злым умыслом, ты можешь ослепнуть от его чар.
— Тогда ты его убьешь, — распорядился Александр.
И смело глянул в бинокль.
И отпрянул, едва не выронив немецкую оптику. Князь был бледен.
Савва взмахнул мечом.
— Стой! — Ярославич едва успел остановить верного слугу.
Князь проморгался, снова посмотрел в бинокль. Перевернул, взглянул с другой стороны. Мотнул головой, не понимая, не веря собственным глазам.
— Ты, Василий, становишься то огромным, то маленьким, и вход в шатер позади тебя тоже, и люди, что сидят у входа… Как тебе такое удается?
— Морок! — подскочил боярин с коротким мечом. — Никто здесь не уменьшался и не увеличивался! Колдун наводит на князя морок!
— Что скажешь, калика? — нахмурился Александр. — Игнат вот утверждает, что все-таки не обошлось без чар?
Глаза князя смотрели строго и жестко.
— Это не морок, княже, — спокойно ответил Бурцев. — Вещь, которую ты держишь в руках, создана специально, чтобы приближать к оку то, что недоступно простому взору. С ее помощью можно разглядеть вражеское войско на таком расстоянии, на котором его не различит даже самый зоркий глаз. Ну, а если взглянуть с обратной стороны, тогда даже человек, стоящий вблизи, покажется недостижимо далеким. Но с обратной стороны смотреть неудобно. Потому как не предназначена эта вещь для того.
— Морок! Морок! Морок! — сварливо твердил недоверчивый боярин.
Упрямца оборвал здоровяк с булавой:
— Помолчи, Игнат. Даже ребенку ведомо: чтобы навести морок, нужно время. И заклинания нужно творить. А этот, — кивок в сторону Бурцева, — не двигался и молчал, пока князь смотрел. Даже губами не шевелил — я специально наблюдал.
— Он мог произнести свои поганые колдовские слова заранее, — не унимался тот, кого называли Игнатом. — Ты славный воин, но плохо знаешь коварных ведьмаков, Гаврила, свет, Алексич.
У-пс! Еще одно знакомое по школьной программе имя. Еще один герой Невской битвы? Тот, что прямо на коне ломился на шведскую ладью по сходням, пока его не сбросили в воду. Кучу знатных рыцарей завалил в той рубке витязь Гаврила. Вроде как даже свейские епископ и воевода от его руки пали. А от такой ручищи падешь, пожалуй.
Бурцев покосился на грозное оружие Алексича. Хм, если он и на Невском берегу орудовал своей булавушкой, тогда понятно, зачем к кораблю полез. Такому детине, верно, под силу проломить хоть днище шведской посудине, хоть борт где-нибудь пониже ватерлинии.
— Так, по-твоему, Василий заранее знал, что князь возьмет из его рук эти кристаллы для глаз и станет смотреть в них? — спросил, нахмурясь, Гаврила боярина.
— Сатанинскому отродью, коим является все колдовское племя, известны соблазны, перед которыми трудно устоять.
— Ты хочешь сказать, Игнат, что князь наш Александр Ярославич, истинный оплот веры православной и земли святорусской, падок до соблазнов нечистого?
В голосе Гаврилы зазвучала нехорошая хрипотца вскипающей ярости. Безразмерная ладонь богатыря легла на рукоять булавы. Алексич медленно приподнялся. Вскочил и сидевший подле него бугай топором и рогатиной. Паренек, поразивший Бурцева сходством с князем, тоже уже стоял на ногах, лез вперед Савва с обнаженным мечом.
Лицо Игната вмиг сделалось белым и каким-то размазанным, будто известковые разводы на стене. Что, боярин, сгоряча ляпнул недозволенное? До смертоубийства, однако, дело не дошло.
— Ти-хо! — прикрикнул на спорщиков Ярославич. Да так прикрикнул, что вздрогнули все присутствующие. И Бурцев — чего уж там — вздрогнул. Правду, блин, писали летописцы о трубном гласе Невского — не соврали, не покривили душой пергаментомараки.
Впрочем, Александр не только кричал, но и действовал. Одной рукой отпихнул назад — за спину — слугу-оруженосца. Другой схватил и без лишних церемоний силой усадил на лавку вспыльчивого юнца.
— Стой где стоишь, Савва! А ты, Андрей, не лезь поперек старшого брата! Гаврила, ты тоже сядь! Сядь, говорю, а то сапоги ярловы отниму!
Неожиданная угроза возымела действие: богатырь с булавой в страхе занял прежнее место. Спешно упрятал ноги под лавку — подальше от глаз разгневанного Александра.
«А сапожки-то, в самом деле, непростые, — усмехнулся про себя Бурцев, — у шведского ярла отобранные! Дорожит, видать, ими Гаврила, ох, дорожит».
— И Мишу посади, — рыкнул князь напоследок. — Пусть среди пешцев своих норов показывает, в сече с ворогом да в кулачных боях на Волхве, а не в княжьем шатре. Здесь ему не свейская ладья!
Лапа Гаврилы цапнула за пояс воина с рогатиной, оттащила обратно, шмякнула пятой точкой об лавку — аж дерево затрещало. Бурцев снова улыбнулся — незаметно, едва-едва, лишь уголками губ. Кажись, Мишу этого он тоже знает. Писали и о нем летописи: кулачный боец, что со своей пешей дружиной потопил в Неве три шведских корабля. Ба, как говорится, знакомые все лица!