Неожиданная догадка заставила его улыбнуться. Елки-палки, а ведь эсэсовцы не знают, кто из них кто! Возможно, отец Бенедикт и дал своим приспешникам словесный портрет псковского воеводы, возможно, монах и сам сейчас наблюдает за операцией. Да только пилигрим не видел «полковника Исаева» в боевой броне. Сейчас же под закрытыми шлемами, опущенными забралами, полумасками и застегнутой наглухо бармицей не шибко и различишь физиономий. Вон даже Бурангул с Сымой Цзяном зыркают узкими глазками из-под надвинутых по самые брови шишаков с меховой оторочкой, а стоячие стеганые воротники плотных, в металлических нашлепках боевых кафтанов закрывают азиатам всю нижнюю часть лица. Збыслав и дядька Адам тоже теперь носят дружинные шеломы со стрелками-наносниками и защитной кольчужной сеткой спереди. Освальд воюет в трофейном ведре-топхельме. Дмитрий смотрит через глазницы полумаски. Сам Бурцев носит шлем с личиной. А надежный, но простой доспех воеводы-полутысячника ничем не выделяется среди броней рядовых дружинников.
В общем, немудрено, что немцы не решились выбивать тесную группку под командным стягом и сигнальным бунчуком — побоялись ненароком уложить «Исаева». Не угадав, кто же из передовой полудюжины является воеводой-полковником, гитлеровцы посекли очередями задние ряды дружины да срезали лошадей авангарда. И теперь кусали локти: хотелось достать важного пленника, а никак.
— Время, полковник! Ты выходишь?!
Бурцев на слух засек позицию оберштурмфюрера. Метров тридцать пять до нее будет. Эсэсовский переговорщик сидел на одном месте — не переползал от камня к камню, не двигался. Что ж, если постараться, можно подкинуть Майеру «гостинец».
Бурцев отложил в сторону «шмайсер», вытащил из седельной сумки «М-24». Граната была не на боевом взводе. Предстояло отвинтить от цилиндрического корпуса ручку с воспламенителем и пороховым замедлителем, вставить внутрь капсюль-детонатор, снова прикрутить деревянную рукоять к железной « колотушке ».
— Вы-хо-дишь?!
Нет, выходить нельзя, ни в коем случае нельзя. Но нужно потянуть время — продемонстрировать готовность выйти. Нужно выдвинуть условие — особое, изначально невыполнимое.
— Вильгельм Майер! — крикнул Бурцев. — Ты сказал, моя жена у тебя? Я хочу знать, что она жива! Покажи ее мне! Тогда поговорим!
Пауза. Молчание. Ага, кажется, он попал в точку. Отец Бенедикт, как и следовало ожидать, давно отправил отсюда Аделаиду по магическому порталу.
В наступивший тишине Бурцев подготовил гранату к бою. Сжал в правой руке. Левой — вытянул шнур с фарфоровым шариком на конце. Чека такая у фашиков...
Переговорщик вновь подал голос. С того самого места, где сидел раньше, — вот и славно!
— Полковник, ты должен понимать, что в сложившейся ситуации условия ставим мы!
Майер еще пытался быть наглым и нахрапистым. Бурцев не уступал:
— Мне нужны гарантии, оберштурмфюрер! Без них я не выйду. И не пытайтесь меня обмануть. Я прошу немногого: покажите мне жену.
— Но...
— Никаких «но»! Теперь я даю время на размышление. Минуту!
От такой дерзости Майер снова заткнулся. Надолго. Да, все ясно: была бы здесь Аделаидка — уже показали бы. Ничем ведь не рискуют.
Минута прошла. Наверное...
— Эй, оберштурмфюрер?! — поторопил Бурцев.
Вильгельм Майер отозвался. Гонора у него заметно поубавилось.
— Я не могу сам решить этот вопрос, полковник. Мне нужно доложить начальству. Твоя жена находится сейчас в другом месте.
Что ж, лишь бы не в другом времени. Бурцев вырвал фарфоровую бусину из деревянной рукояти «М-24».
— Девчонка жива, уверяю тебя, полковник...
Бурцев выждал немного: замедлитель в немецких гранатах времен Второй мировой тлеет слишком медленно. А бросать надо так, чтобы враг не успел вышвырнуть «гостиниц» со своей позиции.
— Мы готовы показать ее, но нам потребуется время.
Время! Чуть привстав, он швырнул гранату на голос. Нырнул обратно — за камни. Взрыв. Вскрик.
Одним оберштурмфюрером стало меньше...
Ага, не ожидали?! В щель меж замшелыми глыбами видно было, как заметались по развалинам встревоженные фигуры в желто-коричневой форме, касках того же песочного цвета и ботинках с короткими крагами. Странный прикид... Вообще-то похожее обмундирование во время Второй мировой носили солдаты Вермахта из Африканского корпуса и эсэсовцы, воевавшие в Италии, на Балканах и на Юге России. Блин, откуда ж явились эти фашики?!
Впрочем, размышлять на эту тему некогда. Бурцев саданул из своего укрытия короткими очередями. Рядом — над ухом — вторил «шмайсер» Сыма Цзяна. Бурангул и дядька Адам тоже изловчились — успели выпустить по стреле. Эсэсовцы опять залегли, затаились. Причем четверо упали явно не по своей воле.
Ответных гранат и пуль в их сторону не летело. Что лишний раз доказывало: Бурцев пока нужен немцам живым. А значит, можно безнаказанно вытворять что угодно.
И этой возможностью он не преминул воспользоваться.
— Ублюдки! — рявкнул Бурцев. — Я хочу видеть свою жену! Немедленно!
Ублюдки не отвечали. Ублюдки переваривали. Тайм-аут...
Патовая ситуация могла длиться сколь угодно долго. Но время все-таки работало на фашиков. Эх, если б только пробиться к основанию платц-башни... И если б произнести заклинание перехода. И если б заклинание сработало... Позиция мертвого оберштурмфюрера — справа. Кольцо магической площадки — в другой стороне. И даже немножко ближе. Нужно всего-то преодолеть каких-то три десятка метров. Но удастся ли?
Бурцев высунулся из-за камней. Туда и обратно — на разведку. Его поприветствовали точной пулеметной очередью. Пули пошли понизу, ударили в землю. Взвизгнули рикошетами под коленками. Так... Их укрытие держат под прицелом. Позиция пулеметчиков близко — рукой подать. Не промахнутся ребятки, в общем. А бить стараются по ногам. Сначала по ногам. Но уж потом, когда гитлеровцы опознают «полковника Исаева» — с остальными они церемониться не станут. Нет, лезть сейчас напролом — все равно что сдаваться. А не лезть — измором возьмут.
— Ну, что делать-то будем, парни?
Он смотрел на них. Они — на него. Каждый уже занял место для боя. Лучники — Бурангул и дядька Адам — примостились поудобнее меж камней, раскладывают стрелы у щелей-бойниц. Сыма Цзян со «шмайсером» залег рядом. Освальд и Дмитрий с мечами наголо блокировали проход в их импровизированную крепость. Збыслав пригнулся и покачивает своим страшным кистенем, готовый в любую секунду распрямиться, вскочить, нанести сокрушительный удар железной гирькой на всю длину руки и цепи.
— Драться будем, Вацлав, — ответил за всех Освальд.
Ну, что ж, видать, это есть наш последний и решительный... На милость победителя в их ситуации лучше не рассчитывать. Не явит милости этакий-то победитель.