Ну, Мункыз! Ну, муд‑д‑д… Мудрец, мать твою!
Задергался, замычал испуганно пленный медиум.
— Останови! — взмолился Рудольф. — Останови этого варвара! Он взорвет всех нас…
Запросто! Сначала рванет минометная мина, потом сдетонирует атомная. А очутиться в эпицентре ядерного взрыва в планы Бурцева никак не входило.
— Джеймс, Сема, присмотрите за немцем!
Прыжок, бросок…
Мункыз слетел с прицепа «Кеттенкрафтрада». Сидит на полу, хлопает глазами, смотрит недоумевающе на собственную руку. Пустую. Минометного снаряда в ней уже не было — снаряд держал Бурцев.
Секунду длилось молчание. Секунду Бурцев переводил дыхание. Не рвануло! Успел!
— Фу‑у‑ух! — взрывоопасную болванку он положил в кузов мототягача.
Эсэсовского медиума била дрожь. Дышал Рудольф Курц хрипло и часто. Отходняк! Бурцев чувствовал себя ненамного лучше.
— Василь, — его сильно дернули за рукав.
Дмитрий?! Смотрит тревожно. На мамлюков смотрит. И крепко‑крепко сжимает секиру.
А бойцы Бейбарса надвигались. Грозно, недружелюбно. В первых рядах — эмир на тевтонском коне. В факелах посверкивала сталь изогнутых клинков. Обнаженных клинков.
— Василий‑Вацлав! — рассвирепел кыпчак. — Как смел ты поднять руку на почтенного Мункыза?! Как смел воспрепятствовать моей воле?!
— Тебе здорово повезло, Бейбарс, что я поднял и воспрепятствовал, — ответил Бурцев. — И почтенному Мункызу повезло тоже. Всем нам повезло. Не нужно бы тебе открывать этот сундук, эмир. Даже пытаться не стоит.
— Так ты пришел сюда, чтобы встать на моем пути?!
— Дурак ты, Бейбарс! Чтобы уберечь тебя от беды, эмир.
— Я сам способен позаботиться о себе, каид! — гремел голос Бейбарса. — В сундуке‑гробе Хранителей сокрыты великие силы…
— Вот в гробу я и видел такие силы! — поморщился Бурцев. — Будет лучше, если они останутся там впредь.
— О нет, каид! Они там не останутся! Я овладею ими. А кто вздумает мне мешать — умрет.
— Если тебе не помешать, умрут все, — заметил Бурцев.
Бейбарс все же совладал с собой. Проявил великодушие, попытался пойти на мировую:
— Я не понимаю тебя, Василий‑Вацлав! В тебе говорит либо подлый предатель, либо неразумный глупец. В первое я не верю — я видел, как ты сражался с немецкими колдунами. На глупца ты тоже не похож. Поэтому в последний раз предлагаю: не противься! Отступи от гроба Хранителей. Эль Кудс свободен, но нам предстоят новые сражения. Смертоносный гром и боевые машины немцев лишат жизни тысячи правоверных мусульман и благородных рыцарей креста, если я не вскрою гроб с чудо‑оружием германских магов!
— Ты собираешься выпустить джинна, которого не сможешь подчинить, эмир.
— Я подчинил «железные яйца», и я справлюсь с железным гробом…
— Тьфу ты! Яйца он подчинил! Достижение, блин!
— …ибо нет такой магии, на которую нельзя найти управу!
«Вышедшая из‑под контроля цепная ядерная реакция– вот имя этой магии», — подумал Бурцев. И еще раз попытался образумить эмира.
— Вскрыв здесь гроб Хранителей, ты тем самым откроешь путь новым полчищам немецких колдунов. Посмотри на эти древние камни, поднять которые не под силу простому смертному, — Бурцев обвел рукой мегалит платц‑башни. — Да будет тебе известно: это магические врата. Сейчас они заперты, но в них уже ломятся десятки, сотни тысяч Хранителей Гроба. Сила, которую ты хочешь выпустить, вышибет незримые врата так же легко, как колдовской гром снес Иосафатские ворота перед конницей Айтегина.
— Лжешь!
— Лгу? А почему же немцы до сих пор не использовали свое чудо‑оружие на полях сражений? — спросил Бурцев.
И сам же ответил на свой вопрос:
— Да потому, что предназначено оно для другого! Для этого, — он вновь указал на арийские развалины.
Бейбарс притих. Слушал эмир недоверчиво, но внимательно. Бурцев продолжал давить:
— Вспомни слова христианского дервиша! Вспомни его видения об адовом пламени, пожирающем Иерусалим. Если вскрыть гроб Хранителей, здесь сгорит все. Святыни мусульман и христиан — тоже. Ты этого хочешь?
Бейбарс смотрел исподлобья. Ради невиданного могущества он готов был рискнуть своей и чужими жизнями, но вот святыни… Святыни Аллах может не простить.
— И это еще не все, эмир. Когда пламя сожжет Святой Город, любой, кто посмеет приблизиться к Эль Кудсу, погибнет мучительной смертью. И такая участь будет ждать паломников из века в век. Потомки не восхвалят доблестного Бейбарса, а проклянут тебя и весь твой род, ибо, взломав здесь гроб Хранителей, ты собственными руками завершишь деяния немецких магов, кои сами они закончить не успели.
Бейбарс хмурился. Кыпчак не знал, верить ли пугающим пророчествам недавнего союзника, или нет.
— Гроб Хранителей можно вскрыть в другом месте, — наконец проговорил эмир.
— И где же ты собираешься распахнуть этот сундучок смерти, Бейбарс?
— В Аскалоне, в Яффе, в Цезарии, в Хайфе, в Аккре, в Тире… Да где угодно! Под стенами любого города или крепости, в котором еще сидят немецкие колдуны и тевтонские рыцари.
— И ты готов уничтожить вместе свражеским гарнизоном невинных жителей? Обычных горожан, вроде тех, что сегодня помогли тебе и Айтегину захватить Иерусалим?
— Они все равно обречены на позорное рабство под немецкой пятой. Я дам им избавление!
— Избавление смертью?!
Блин, это уже какой‑то фашизм наоборот получается!
— Наш враг еще слишком силен, Василий‑Вацлав…
— Он будет слабеть с каждым днем, — пообещал Бурцев. — Я знаю, как это устроить. Ядерный взрыв в логове цайткоманды навсегда лишил бы подпитки из будущего фашиков, оставшихся в прошлом. Ох, и славная бы получилась диверсия!
Бурцев жадно глянул на гробообразный заряд. Да, оформилась одна мыслишка. Дальнейшие поиски Аделаиды, центральный хронобункер СС, «якорь» фон Хохенлоха, медиум Рудольф Курц в качестве проводника — все это детали одной картины, в которую неплохо бы вписалась и «атоммине».
Кажется, Бейбарс интуитивно осознал, что на гроб Хранителей претендует уже не он один.
— Я не отдаю свои трофеи, Василий‑Вацлав, — прорычал кыпчак.
— Эмир, этим трофеем ты сможешь воспользоваться лишь единожды!
— Единожды? Даже если в твоих словах нет лжи, каид, этого достаточно, чтобы вселить страх в сердце врага.
И устроить маленькую Хиросиму в тринадцатом веке? И только ли на врагов будет рассчитана сия акция устрашения?
Бурцев пытливо глянул в глаза бывшего раба и будущего султана. Попытался раскусить мамлюкского эмира.