– Я благодарен неизвестному рыцарю в тевтонских одеждах, но не являющемуся тевтоном, за помощь.
С этими словами всадник ловко, почти не звякнув железом, соскочил с лошади. Поклонился. Если, конечно, можно считать поклоном чуть заметный кивок. Легкое движение верхушки широкополой стальной шляпы туда-сюда, вниз-вверх. То ли незнакомец не привык кланяться, то ли мешал подбородник.
– Помощь? – удивился Бурцев.
– Оказанную моей супруге.
Супруге? Бурцев не сразу понял. Какой супруге? Когда это он успел?
– Какой супруге? – тихо спросила Аделаида. – Когда это он успел?
– Помолчи, – кинул Бурцев через плечо. Новых семейных сцен на почве ревности им сейчас только не хватало!
Сцен не было. Не было ни намека на сцены. Княжна прикусила язык. Отступила поспешно. Чтобы не мешать. Не злить чтобы. Аделаида была теперь понятливой и послушной. Образцовой женой была теперь княжна. Простая хворостина сделала то, с чем не справилась древнеарийская магия. Такая вот мораль-с.
Но хоть и демонстрировала супруга-спесивица необычайную покладистость, любопытство ее никуда не делось. Отойдя в сторонку, Аделаида вытянула шею и навострила ушки. Да, молчать-то княжна будет, но сама не пропустит ни единого слова.
– О какой даме идет речь? – спросил Бурцев.
– О ней… – Незнакомец кивнул назад – на ведьму, спасенную Бурцевым от костра. – О Берте…
А-а-а… ну, да, конечно. Теперь все понятно. Жертва местной инквизиции оказалась супругой местного… Кого, интересно?
– А вы вообще откуда взялись, господин хороший?
– Я? Взялся?
– Ну, в смысле, с кем имею честь?
Незнакомец снова чуть склонил голову.
– Я – из швейцарского кантона Ури, из рода Теллей, – с достоинством и непрекращающимся сипением ответствовал лесной арбалетчик.
Бурцев нахмурился. Род Теллей… А ведь что-то знакомое.
– С недавнего времени я и мои люди промышляем… м-м-м охотимся в этих лесах.
Промышляем? Охотимся? Ну и к чему такие иносказания? Говорил бы уж прямо: швейцарские разбойники, мол, с не очень большой дороги. Или это какие-нибудь народные мстители-партизаны? Что зачастую, впрочем, суть одно и то же.
Ростом этот, из кантона Ури и из рода Теллей, уступал Бурцеву. Уступал бы, если бы не нелепый островерхий шлем. Но вот гонору в словах конного арбалетчика хватило бы на целого великана.
Блин! Хоть бы шляпу свою снял, что ли, раз так признателен за избавление жены от костра. Неудобно все-таки разговаривать с торчащим из-под шлема кончиком носа и с черными прорезями для глаз.
– Ну, а я – Вацлав, – угрюмо пробормотал Бурцев. – Василий. Из рода м-м-м… Бурцевых.
– Вацлав из рода Бурцев?
Так его еще не коверкали. Но – ладно, переживем.
– Да. Вацлав. Из Бурцев.
И – добавил. Заставил себя добавить:
– Рад знакомству. Очень приятно.
Он еще раз оглядел отнюдь не самые приятные рожи лесной братвы, толпившейся за вожаком.
– Я тоже рад, и мне тоже приятно, – прогундосил нос в шлеме. – Познакомиться с достойными людьми всегда приятно. Могу ли я узнать, с кем ты вступил в этот лес, Вацлав из рода Бурцев?
– Это – Агделайда Краковская из Малой Польши, – представил полячку Бурцев. – Княжна. Жена.
Жена – это так, на всякий случай. Чтоб не возникало никаких недоразумений.
Шлем повернулся. Смотровые щели глянули на Агделайду. Потом – на место недавней экзекуции, на флягеляционный прутик.
Видел. Знает…
– Княжна? – с некоторым сомнением вопросили из-под шлема.
И – уже без тени сомнения:
– Жена?
– Да, княжна и жена.
– А остальные? Те, что ждут вас у заколдованной бесконной колесницы тевтонского посла?
Е-мое! И это не укрылось от глаз лесных уродцев.
– Остальные – моя дружина. Разный народ. Есть русичи и поляки, есть литвин и прусс, есть англичанин и сарацин, есть татарин и мудрец из далекой страны Китай.
– Немцев нет?
– Нет.
– Это хорошо, – удовлетворенно отметила шляпа со смотровыми прорезями. – Ненавижу немцев.
– Личные счеты?
– Да. И у вас, верно, тоже?
– Ну-у-у… – неопределенно протянул Бурцев.
– Вы ведь бежали из Шварцвальдского замка, не так ли?
Бурцев покосился на Берту. Отпираться бесполезно. Да и незачем. Кивнул:
– Бежали. Благодаря помощи неведомых стрелков.
Взгляд Бурцева скользнул по зачехленному арбалету у седла Телля, по заспинным самострелам пехотинцев.
– Если бы не они…
– Ты правильно обо всем догадался, Вацлав из рода Бурцев, – перебил Телль. – Этими стрелками были мы. До нас слишком поздно дошла весть о пленении Берты, и мы не успели выйти к замку в тот день, когда ее схватили. Но уже следующей ночью я и мои люди наблюдали из леса за крепостью барона фон Гейнца. Так что переполох в замке, стычка на башне, где барон обычно держит заключенных, и ваше бегство не осталось незамеченным. Надеясь, что вместе с другими пленниками бежала Берта, мы помогли, чем смогли. Обстреляли погоню, постарались отвлечь на себя внимание преследователей. И только когда из ворот выехала колдовская повозка, которой не нужны лошади, и когда загрохотала адова бомбарда, которую нет нужды заряжать после каждого выстрела, нам пришлось отступить. Было слишком много потерь…
– Мне жаль, что твои люди погибли, – сказал Бурцев.
– Мы давно воюем с немцами, – голос швейцарца посуровел. – А на войне умирают.
Что ж, верное замечание.
– По Швабии ходят слухи, будто у барона фон Гейнца гостит некая знатная особа, – после недолгой паузы продолжил предводитель лесного братства.
Надо же! А ведь визит кайзера Священной Римской империи вроде бы держится в секрете. Наверное, недостаточно хорошо держится.
– Никто не знает, кто именно посетил Шварцвальдский замок и с какой целью. Это тайна слишком хорошо охраняется. Мы же решили выяснить, кем является гость барона. И как до него добраться.
– Зачем?
– Убить, – глухо выдохнул арбалетчик. – Один меткий выстрел – и одним важным немцем меньше. Разве это плохо?
Нет, определенно, это все-таки идейный разбойник. Террорист пятнадцатого века, вместо «калаша» вооруженный самострелом.
– Вообще-то гостем барона был император Рупрехт Пфальцский, – сказал Бурцев. – Но, думаю, он уже мертв. У меня, по крайней мере, есть все основания так полагать. Я лично всадил в него… м-м-м… В общем, в Его Величестве сейчас должно быть слишком много дырок, несовместимых с жизнью.