Жмудин подумал, ответил:
– Это тоже возможно. Если навалиться на заставу скопом и внезапно, то немцы тревоги поднять не успеют.
– Что ж, значит, так и сделаем, – подытожил Бурцев.
– Все поедем? – поинтересовался Гаврила.
– До заставы – все. Дальше – нет.
Бурцев обвел взглядом соратников.
Бурангула, Хабибуллу, Сыма Цзяна и Вальтера Телля лучше оставить в прикрытии. С такими рожами в тевтонском обозе делать нечего. И от Скирва с отбитым нутром проку будет мало. И Аделаиду с Ядвигой совсем ни к чему тащить в самое логово врага. Особенно Аделаиду, которую в лицо знает сейчас каждый солдат цайткоманды.
По-хорошему бы и самому Бурцеву светиться у немцев нежелательно. Его тоже могут узнать – спасибо маэстро Джотто ди Бондоне.
Да, светиться крайне нежелательно. Но, с другой стороны, уж очень ответственное предстояло дело. Убрать магистра-бригаденфюрера… Такого целиком и полностью доверять другим нельзя.
Ну, а лицо… Что ж, одно лицо в обозе можно прикрыть. Однажды Бурцев въехал во Взгужевежу, надев глухой тевтонский шлем-топхельм. Сейчас, правда, полагаться на шлем не стоило. Взгужевежа нынче – важный объект цайткоманды. Шлем на въезде, скорее всего, заставят снять.
Значит… значит… Бурцев улыбнулся. Значит, нужно изготовить другую маску. Из тряпок, запятнанных кровью. Обмотаем рожу и будем изображать раненого. В голову. На общем фоне это вызвать подозрений не должно: половина дружины тоже вон – вся в повязках.
– Скажем, что на обоз напали, – объявил Бурцев. – И нам лишь одним удалось скрыться.
В неспокойное предвоенное время это могло сработать. Или не могло…
Ехали споро, меняя в упряжках лошадей, отдыхая на редких привалах лишь самую малость. Торопились…
Но и по сторонам поглядывать не забывали. Места за обочинами орденской магистрали переставали быть нехожеными да неезжеными. К главному тракту отовсюду сбегались-стягивались просеки, дорожки, тропинки. Не то добжиньцами, не то фашистами проложенные. Всюду виднелись следы. Людей и коней. Повозок и машин.
– Тут ухо держи востро, – предупредил Скирв. – Застава уж скоро.
Телеги с грузом загнали в лес. Спрятали надежно. Там же, в укромном месте, оставили и коней. Присматривать за обозом наказали Ядвиге и Аделаиде.
Дальше по тракту пустили только одну повозку – с железным чесноком. На месте возницы сидел Скирв. Жмудин сам вызвался отвлечь внимание противника.
– Из-за одного человека и одной повозки на заставе поднимать тревогу не станут, – сказал Скирв. – А вам сподручней будет, покуда немцы на меня пялятся. Главное, ползите тем вон овражком. Почти до самой заставы доберетесь. А дальше уж сами решайте. Мы-то, когда к Взгужевеже шли, близко не совались и заставу стороной обходили.
Пробирались вдоль тракта скрытно, по заросшему оврагу, по кущерям. Ползли с арбалетами и луками – ни одного ствола Бурцев не взял: захватить заставу следовало быстро, но без шума.
Бурцев двигался впереди. И правильно делал. Возле самой заставы чуть не наткнулись на мины. Безобидные проволочные усики, торчавшие из травы, не насторожили бы диверсантов пятнадцатого века, однако бывший десантник и омоновец заставил следовавшую за ним дружину осторожно обогнуть припрятанные «гостинцы».
Добрались благополучно. Заняли позицию, осмотрелись.
Любимого цайткомандой шлагбаума с щитами-павезами на этой заставе пока не было. Дорогу перегораживало бревно – длинное, толстое, тяжелое и сучковатое – в грубо сбитых козлах. Наспех брошенная по кустам и деревьям колючая проволока надежно оберегала фланги заставы от лесного зверя и визита чужаков. Но не от стрелы.
На огороженной территории – ни сторожки, ни караулки. Только брезентовая палатка и шалаш.
За шалашиком – дуб в три обхвата. С дуба свисало простое, но эффективное средство оповещения об опасности – медный гонг. При гонге дежурил часовой – кнехт с колотушкой.
– Дядька Адам, уберешь дозорного, что стоит возле била, – шепотом приказал Бурцев.
Прусс молча взялся за лук.
От палатки поверху, по веткам, вдоль дороги, тянулся кабель телефонной связи. По ту сторону тракта от заставы тянулся и исчезал за поворотом. Еще одно средство связи с Взгужевежевским гарнизоном.
– Бурангул, сможешь перебить стрелой ту вон м-м-м… веревку?
Татарин кивнул, вынул из колчана стрелу с наконечником пошире, наложил на тетиву.
На дубе с сигнальным гонгом – среди ветвей – оборудовано гнездо с навесом. Вместо сторожевой вышки, надо полагать. Наверх вела лестница, прислоненная к стволу. В гнезде засел наблюдатель-арбалетчик.
– Этот – твой, – шепнул Бурцев Сыма Цзяну.
Китаец улыбнулся. Улыбкой, не предвещающей тевтонскому стрелку ничего хорошего.
Еще трое кнехтов слонялось по заставе. Возле бревна на козлах расхаживал рыцарь в белом плаще с черным крестом.
– Вальтер, возьмешь на себя рыцаря.
Телль прильнул к заряженному арбалету. Однако главным здесь был не брат ордена Святой Марии.
Едва на тракте из-за дальнего поворота показалась повозка Скирва, как и кнехты, и рыцарь позвали…
– Хэр! Хэр! Хэр!
…эсэсовца со «шмайсером». И с расстегнутыми штанами.
Хэр стоял в сторонке – у самого проволочного ограждения. У отхожей ямы. Хэр мочился.
Эх, взять бы его! Выпытать подробности – что да как там, во Взгужевеже. Бурцев с китайским арбалетом приподнялся из кустов. В нескольких шагах от ошарашенного эсэсовца.
– Стоять-бояться! – негромко приказал Бурцев по-немецки.
– А?
– Молчать!
Фриц не пожелал. Ни стоять не пожелал, ни бояться. Ни молчать. Фриц дернулся. Бросил расстегнутую ширинку, цапнул «шмайсер», болтающийся на груди, раззявил рот для крика.
Бурцев нажал на спуск. Щелкнула тетива. Фриц упал. Бурцев рванул рычаг, перезарядил самострел. Поднял, выискивая следующую цель.
А через кусты и колючую проволоку уже летели арбалетные болты и стрелы лучников. Слышались всхрипы, стоны… Пара секунд – и все, и готово… Застава молчала. На заставе валялись трупы. В каждом торчало по оперенному древку. В некоторых – по два. Покачивался на дубовой ветке перебитый телефонный кабель. Висел, поблескивая, гонг, в который так и не ударила колотушка.
На всякий случай дружными бесшумными залпами из-за «колючки» они прошили шалаш и палатку. Только после этого выбрались на тракт, поднырнули под бревно, вошли на вражескую территорию.
Бурцев с арбалетом наизготовку заглянул в изрешеченную палатку.