То есть сначала я все правильно сделал – перебрался к Маринке, там меня хрен бы нашли. Только я сдуру деньги дома забыл. А вторая дурость – я с Маринкиного телефона Букрееву позвонил и сказал, чтобы он не беспокоился: я, мол, кассету уже Горохову вручил, и ваши не пляшут. Только я не учел, что у них определитель номера имеется и что они с Гороховым контакт поддерживают и знают, что кассета у меня.
Слава богу, они сами на Маринкин номер позвонили, чтобы убедиться. Я понял, что дело плохо, и дал деру. Идти мне особенно было некуда, везде меня могли найти. Тогда я попросил Амалию меня спрятать. Она отвезла меня к своей родственнице. Та за границу уехала, а Амалии квартиру поручила.
Там я, конечно, чуть не сдох от тоски, да вдобавок Амалия злиться начала. Ей неприятности, видишь ли, не нужны. Можно подумать, они мне нужны! В общем, понял я, что придется отдавать Букрееву кассету, если я жить дальше думаю. Тогда я решил сделать копию и убить двух зайцев – и Букреева успокоить, и с Горохова бабки вытянуть. Я даже решил сбавить цену – черт с ним, пусть будет сто тысяч! Уж больно мне надоело по чужим углам прятаться.
А тут вдруг вы заявляетесь на мою голову. Амалия врывается – глаза как полтинники: там внизу из газеты, кричит, они меня выследили! Ну, думаю, если уж в газете про меня знают, значит, дело плохо. Вези, говорю Амалии, меня куда-нибудь! Кассету схватил, ноги в руки и вон из хаты… Ну а дальше вы знаете…
Луньков умолк и обвел нас горестным взглядом.
– Да, печальная повесть! – сказала я со вздохом. – Аж слеза прошибает. Чистый, искренний юноша в тисках обстоятельств. Не хватает только концовки. Ты какую выбираешь – хеппи-энд или смерть главного героя?
– Не-е, я люблю счастливые концы, – протянул Луньков.
– Тогда отправляйся и немедленно звони Букрееву, – жестко велела я. – Сделаешь, как я сказала, оставим тебя в покое. Не сделаешь, раскрутим всю эту бодягу до конца – и Амалии достанется, и Букрееву, и твоей подружке Гороховой. Представляешь, сколько у тебя будет врагов, жаждущих твоей крови?
– Так, может, я прямо отсюда и позвоню? – оживился Луньков, показывая на телефон.
– Ты забыл про определитель номера? – удивилась я. – Нет, вся штука в том, что Букреев должен знать, что кассета у нас, но не должен знать, что мы об этом звонке знаем.
– Понял! – сказал Луньков. – Так я пойду?
– Топай! – ответила я. – Тебе дать жетон для автомата?
Он махнул рукой и криво улыбнулся.
– На жетон у меня хватит!
Луньков вытащил из пачки еще одну сигарету, положил пачку на стол и вышел.
– Зря вы его отпустили, Ольга Юрьевна! – хищно сказала Марина. – Его судить надо! А он даже денег не вернул!
Открылась дверь, и на пороге появился Кряжимский. Он незаметно подмигнул мне и сказал:
– Что-то мы сегодня засиделись, господа! Не пора ли по домам? Молодой человек, я смотрю, уже ушел? Давайте и мы последуем его примеру. Правильно же замечено – утро вечера мудренее!
Букреев, видимо, тоже был убежден в преимуществе утра, потому что ничего не предпринимал до рассвета. То, что Луньков мог меня обмануть, казалось маловероятным. Лишившись кассеты, он как пчела без жала сделался пушист и безопасен. Теперь у него была одна забота – спасти свою шкуру.
Мои сотрудники тоже возлагали на это утро большие надежды – во всяком случае, на работу все явились вовремя. Все ожидали каких-то событий.
Я не стала отступать от привычного распорядка. Поручив Маринке варить кофе, я отправилась в кабинет и первым делом набрала номер мэрии. С Гороховым меня соединили беспрепятственно.
– Здравствуйте, Артур Евсеевич! – деловито сказала я. – У меня для вас хорошие новости. Предмет вашего беспокойства находится у меня в руках. Луньков больше не сможет ничего от вас требовать.
После короткой паузы Горохов осторожно спросил:
– Это совершенно точно?
– Точнее не бывает, – заверила я.
– Может быть, мы все-таки решим вопрос сразу? – с надеждой произнес он.
– Вопрос уже решен, – отрезала я. – Как только Букреев получит срок, вы получите кассету.
– А вы не боитесь, что теперь у вас могут возникнуть проблемы?
– Как видите, мы очень оперативно решаем проблемы! – с гордостью ответила я.
– Да, вам можно позавидовать, – не слишком радостно проговорил Горохов. – Должен признать, что вначале я отнесся к вам непозволительно легкомысленно…
– Важно вовремя признать ошибки, – скромно сказала я.
– Лучше не делать их вообще – вы это хотели сказать?
– Говорят, не ошибается тот, кто ничего не делает, – напомнила я.
– В моем случае эта формула не сработала, – печально сказал Горохов. – Ладно, вы действительно меня обнадежили. Спасибо. Желаю успехов.
– Взаимно, – ответила я и повесила трубку.
В кабинет заглянул Кряжимский и вопросительно посмотрел на меня.
– Что, пора проводить совещание, Сергей Иванович? – спросила я.
– У нас посетители, – многозначительно ответил Кряжимский.
– Уже? – удивилась я. – И вы думаете…
– Они самые, – тихо сказал Кряжимский, печально кивая. – Впятером пришли. Требуют самого главного.
– Ну что ж, – сказала я. – Придется принять. Интересно, они все пятеро будут разговаривать?
Разумеется, я преувеличивала – ко мне в кабинет вошел только один человек. Он остановился на пороге, едва не задев головой притолоку, и оценивающе оглядел меня. Правда, мне показалось, что он не столько интересуется моей персоной, сколько демонстрирует себя.
Посмотреть, действительно, было на что: ражий мужчина под два метра ростом, белобрысый и стриженный под ноль – картина была впечатляющей. Лицо не отличалось особой выразительностью – круглое, рыхлое, покрытое шрамиками от старых угрей. Только глаза выделялись – маленькие и почти бесцветные, они горели недоброй энергией и упорством. Мужчина был облачен в шикарный белый костюм, льняную светло-серую рубашку и в штучные туфли, которые подобная публика предпочитает называть эксклюзивными. И еще посетитель издавал необыкновенный аромат – наверняка парфюм, каким он пользовался, тоже был эксклюзивным.
Меня всегда поражало, какое значение нынешние нувориши придают внешнему виду. Стремление одеваться красиво неизменно сбивало меня с толку. Возникало впечатление, что таким образом человек пытается начать приобщение к высокой культуре. В большинстве случаев, однако, культурой одежды все и заканчивалось.
Но потом я стала умнее, и теперь, глядя на посетителя, я сделала единственный вывод – раз он может позволить себе такой костюм, значит, денежки у него водятся. Поняв по моему взгляду, что эксклюзив не сразил меня наповал, мужчина шагнул к столу и хмуро буркнул: