Я помедлила, а потом решилась выйти. Какой смысл был забиваться в уголок, как напуганное животное? Все равно же вытащат, если захотят. Иди уж, Оля, выясняй, куда, к кому, зачем и что тебе потом будет. Пока ясно, что твое убийство в ближайшие минуты не планируется. И то слава богу.
Я постаралась держаться внешне спокойно, но ноги как-то незнакомо повели себя, словно я час назад отбегала десять километров, и вот теперь вся усталость в мышцы и вступила.
Я не вышла из джипа, а вывалилась из него и замерла в удивлении. Из-за дома показалась девушка в красном спортивном костюме и остановилась, глядя на меня. Мы молча мерили друг друга взглядами, а мои конвоиры как-то тихо переминались рядом со мною, не говоря ни слова.
Девушка тряхнула головой, поправила длинные волосы каштанового цвета, молча повернулась и снова ушла за дом.
– Блин, так бы и впендюрил Ирке, – задумчиво пробормотал «братишка».
– Ага, – энергично подтвердил Колян, – а потом папа тебе так впендюрит, что всю жизнь подпрыгивать будешь.
– Да уж, – согласился «братишка», – это и останавливает…
– Ну ты, что встала! – Колян показал мне рукой на крыльцо. – Туда иди, – коротко проговорил он.
Я сделала шаг в указанном направлении.
– Вперед, – резко повторил Колян и толкнул меня к крыльцу.
Пришлось повиноваться. Теперь я была на совсем чужой территории, и помощи ждать не приходилось.
Конвоируемая двумя здоровыми парнями, я подошла к крыльцу и поднялась по его трем ступенькам.
Колян открыл незапертую входную дверь, декоративно отделанную дубовыми панелями, и мы вошли в небольшой холл. Миновали его и остановились у двойных дубовых дверей, ведущих в глубь дома.
– Типа, доложить надо, а то здесь Берримора нет, – проговорил Колян, растерянно оглядываясь на своего дружка.
– А что же шеф, – пробалагурил «братишка», имени которого я пока не узнала, – не заведет себе какого-нибудь децла? Приколись, выходит сейчас этот пень с бородой и гутарит: «Овсянка, сэр, ту дей тебя в селезенку!»
– Прикололся, – серьезно сказал Колян, – а смеяться после слова «лопата»?
Он стукнул пару раз в правую половину дубовой двери, прислушался и стукнул еще раз громче.
– Кто там? Это ты, Николай? – послышался из-за двери слабый мужской голос.
– Я, Виктор Тимофеевич, я, – громко ответил Колян и открыл дверь. Он вошел внутрь и прикрыл дверь за собою.
Колян отсутствовал несколько минут. И вот я услышала быстрые шаги, и обе двери распахнулись. Появившийся Колян встал справа в проходе и кивнул мне. «Братишка» молчать не стал.
– Ну что, – слегка подтолкнул он меня в бок, – прошу, мадам или мадемуазель? Гы-гы!
– Какая она в пень мадемуазель? – тихо пробурчал Колян. – Она уж и забыла, как это выглядит!
Я вошла в большое помещение, похожее на тщательно декорированный зал из киношного Баскервиль-холла.
Справа у стены, отделанной дубовыми панелями, стоял камин, облицованный серо-коричневым камнем. Стены над панелями, заканчивавшиеся чуть выше среднего человеческого роста, были обтянуты набивным шелком. У камина стояло черное кожаное кресло с высокой спинкой, повернутое спиной к входу. Не было видно, кто сидит в этом кресле, и вообще, сидит в нем кто-нибудь или нет.
Однако меня вели именно к нему.
Я прошла по темно-красному мягкому ковру и после толчка в спину повернулась и встала перед креслом.
Глубоко в кресле сидел мужчина лет сорока. Он был очень худой, с вытянутым черепом и с редкими каштановыми волосами, кропотливо уложенными в подобие прически. Мужчина был одет в теплую бордовую куртку. Он сидел в этом кресле, заложив ногу на ногу, и курил сигару. Перед ним стоял небольшой столик из красного дерева. На столике стояли пухлая бутылочка виски, высокий стеклянный стакан и бронзовая пепельница.
Мужчина медленным движением стряхнул пепел с сигары в пепельницу и только после этого поднял на меня глаза.
– Это кто? – тихо спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Как кто, Виктор Тимофеевич? – суетливо переспросил Колян. – Это же она!
– Вот как? – холодно переспросил хозяин дома и остро взглянул мне в глаза.
– Ну-ка, повернись боком, – пробормотал он.
Я и не поняла, что эти бесцеремонные слова предназначались мне. Однако долго размышлять мне не дали. Колян дернул меня и поставил боком к креслу. До меня донеслись слова Виктора Тимофеевича, сказанные тихим голосом:
– Это не она. Вы лоханулись, ребята.
– Шеф, да как же не она? – заволновался Колян, удерживая меня в прежнем положении и не давая повернуться. – Мне Марьянка сказала, что она на улице с мужиком. Мы вышли, там никого не было, кроме одной пары. А эта как раз перед мужиком ходила взад-вперед и задницей вертела, ну по своей блядской, значит, привычке. Цену, типа, набивала…
Виктор Тимофеевич слабо повел пальцем, и Колян мгновенно заткнулся на середине фразы. После чего Виктор Тимофеевич спросил в пространство:
– Имя.
– Отвечай! – толкнул меня в бок Колян.
– Ольга, – тихо сказала я.
– Что? – слабо переспросил Виктор Тимофеевич.
– Я Ольга Юрьевна Бойкова, – произнесла я как ритуальное заклинание давно навязшую на зубах формулу, – главный редактор газеты «Свидетель». И, глубоко вздохнув и стараясь говорить как можно тверже и решительней, высказала:
– Может быть, вы мне объясните, что здесь происходит? Кто вы такой? Кто эти люди? И по какому праву меня привезли сюда? Я была в клубе, нас там отдыхает целая компания, в том числе и мой личный адвокат, я требую…
Виктор Тимофеевич слабо махнул пальцем, и Колян снова толкнул меня, да так, что я едва не улетела в камин. Однако не улетела: Колян толкнул, он же и удержал меня от подобного исхода. Однако пошататься мне пришлось. Но был и плюс от этого: теперь уже я стояла лицом к этому шефу, а не боком и могла хотя бы смотреть на него.
– Дай мне ее сумку, – чуть повысив голос, потребовал Виктор Тимофеевич.
Колян сделал шаг к нему и протянул мою сумочку.
Виктор Тимофеевич ее не взял, а показал пальцем на столик, стоящий перед ним.
Колян раскрыл мою сумочку и осторожно высыпал ее содержимое на столешницу.
Виктор Тимофеевич несколько секунд молча разглядывал все мои причиндалы, потом взял редакционное удостоверение и раскрыл его. Как хорошо, что я захватила с собой документы! Хотя еще неизвестно, хорошо ли это.
Просмотрев удостоверение, Виктор Тимофеевич положил его на столик. Пальцем поворошил мои визитные карточки, взял одну из них, прочитал, что там написано, и снова положил в кучу, потом взял вторую, третью. Я внимательно следила за его лицом, но этот мен держался как профессиональный игрок – лицо его не выражало ничего.