– Точнее говоря – об упущенной выгоде, – умно уточнила я.
– Шантаж! – яростно крикнул Бубон. – Да еще при таком количестве свидетелей!
– А чем вы занимаетесь с Кошкиным? – невинно спросила я.
Бубон заткнулся и напряженно посмотрел на меня.
– Правильно, – кивнула я, – вы зарабатываете деньги, как умеете, что и мы делаем. Одним словом, или вы нам платите отступное, или десятки тысяч наших читателей узнают, что вы шантажируете господина Кошкина. Выбирайте.
– Я знал, что к этому все и придет, – пробормотал Бубон и прояснил источник информации: – Жопой чувствовал. Все, что вы тут говорили – это полный бутор! – крикнул он. – Я отвечаю, что проехал по ушам этой телке и ничего не знаю! Печатайте, что хотите, в вашей газетке, мне плевать! Ясно, да?! – Выкрикнув это, самое время было бы встать и уйти, однако Бубон остался сидеть на стуле, и я поняла, что его понемногу прошибает.
– По ушам, так по ушам, – вздохнула я. – Жаль, а хороший был замысел…
– Был да сплыл! – обрадовался Бубон. – С кем не бывает!
– Да, – согласилась я, – с кем не бывает… так как статья должна будет касаться не только вас, но и предпринимателя К, я, пожалуй, позвоню ему, обрисую в общих чертах содержание и спрошу его мнение. Послушаем, что он мне скажет. – Я потянула руку к телефону.
Угадайте, Бубон позволил мне снять трубку или нет?
Правильно, ровно через две секунды, после того как я потянулась к трубке, он быстро спросил у меня:
– Сколько вы хотите?
Я остановилась и бросила докуренную сигарету в пепельницу.
– Если я спрошу у вас, сколько вы решили сорвать с некоего К, вы же мне не скажете, – вслух подумала я, и Бубон никак не отреагировал на мои слова. – Остается только предполагать. Например, можно предположить, что вы с него берете десять тысяч долларов?
– Можно, – сказала Маринка.
Бубон, нахмурившись, молчал и слушал.
– И я так думаю, – сказала я. – А двадцать?
– Да я думаю, что все пятьдесят! – крикнула Маринка. – Меньше полтинника просить просто неприлично!
– Допустим, пятьдесят тысяч, – сказала я, поглядывая на Александра, сидевшего передо мною с угрюмым видом и все еще молчащего, – но мы жадничать не будем, это некрасиво. Одним словом, господин Бубон, – решительно сказала я, – вы выплачиваете мне пятнадцать тысяч долларов, и я с легким сердцем передаю вам все наши материалы и обещаю никогда их не использовать по прямому назначению.
– Да где же я возьму такие бабки?! – взревел Бубон, подаваясь вперед. – Я же их не рожаю, твою мать!
– У Кошкина, – просто сказала Маринка. – А может быть, ты уже взял у него, и нечего тут строить из себя голодающего. Все равно не поверим.
– Даже если бы все, что вы тут наплели, оказалось правдой и я собирался платить, я все равно сказал бы, что это слишком много, – твердо заявил Бубон. – Перебор, однако.
– А мы вас и не заставляем, – равнодушно ответила я. – Вы пришли к нам с деловым предложением, прося отменить приготовленные публикации. Я предлагаю цену за это, то есть говорю, сколько это будет стоить. Не хотите – до свидания. Я вас не задерживаю. Марина, что у нас с перерывом?
– А сейчас посетитель уйдет, и будем пить кофе, – сказала Марина. – И так уж задержались.
– Ну так что вы решили? – спросила я у Бубона.
– Я должен подумать, – пробурчал Бубон. – Такой бутор мне вчехляете, что и не сообразишь сразу, о чем базар.
– И сколько же? – поинтересовалась Маринка. – Сколько будем думать? Неделю, месяц, год?
– Правильно, – сказала я, – репортаж – это товар скоропортящийся. Долго ждать мы не можем. Максимум сутки.
– Я вечером вам позвоню, – проговорил Александр. – У вас есть домашний телефон?
Я взяла свою визитку, написала на ней номер своего телефона и передала визитку Александру. Он прочитал написанное, сунул визитку в карман и, не попрощавшись, вышел из кабинета. После ухода Бубона напряжение спало, и мы долго пили кофе и обсуждали положение.
День быстро подходил к концу, и за пару часов до окончания рабочего дня я вызвала к себе Виктора.
– Виктор, – обратилась я к нашему специалисту по физической безопасности, – теперь, пожалуй, пришло время обращаться к тебе. Ты сможешь быстро найти своих друзей-афганцев? Двух нам хватит, я думаю. Они могут нам понадобиться сегодня вечером.
Виктор молча кивнул.
– Ну и прекрасно, – подвела я итог, – после работы и заедем.
– Ой, ты знаешь, – сказала вдруг Маринка, так и сидевшая у меня в кабинете за кофейным столиком, – что-то мне становится жутковато…
– Прекрати! – прикрикнула я. – Мы все обсудили вчера и больше говорить не о чем!
– Девчонки, а давайте все это прекратим, а? – заныла Надя, и это меня стало выводить из себя.
Я уже открыла рот, чтобы высказаться как-нибудь резко, но Маринка пришла мне на помощь.
– Ты это прекращай, – прикрикнула она. – Если я говорю, что мне жутко, это вовсе не означает, что я отказываюсь. Я просто говорю, что мне жутко, и все. Ты что же, хочешь, чтобы мы бросили на половине пути уже заведенное дело? А вот это опасно!
– Истину глаголешь, – сказала я. – Сейчас поедем искать друзей Виктора – время подкатывает.
– Правильно, – энергично кивнула Маринка.
Надя что-то хотела сказать, но не решилась.
– Что еще? – с подозрением спросила ее Маринка. – Ну, говори давай, чтобы потом не…
– А… если есть еще время, давайте попробуем заехать домой к Леше, может быть, он уже вернулся, – робко предложила Надя. – Я так за него волнуюсь. Исчез и – все…
Маринка переглянулась со мной, я пожала плечами.
– Ну съездим, – нерешительно ответила я, – если ты так хочешь.
Мы выехали через час.
Алексей жил в том же районе, что и я.
Соблюдая меры предосторожности уже больше по новой привычке, чем по необходимости, мы проверили лестницу вверху и только после этого подошли к его двери и позвонили.
Алексей оказался дома. Нам открыл высокий парень с лицом, в трех местах заклеенным пластырем. Я его не узнала, разумеется, но Надя сразу же бросилась ему на шею.
Из-за спины Алексея выглянул второй парень, почти такой же «красивый», как и первый. Это был Юрий.
После побега из больницы парни вовсе не прятались, как предполагала Надя, они лечились на дому у своего знакомого врача и сами только что вернулись домой.
Мы посвятили их в подробности нашего плана, и они согласились поучаствовать в деле. Им представлялась возможность поквитаться за дурное обращение с собой. Надобность в «афганцах» таким образом отпала.