Не договорив, он подошел к двери и забарабанил в нее.
Дверь приоткрылась.
– Чего тебе, Профессор? – спросил охранник.
– Надоело мне здесь сидеть, выхожу я отсюда, – резко сказал Кислицын.
– Ну выходи, если надоело.
Кислицын вышел, и дверь снова захлопнулась.
– Это что же такое? – прошептала Маринка, нарушая повисшую в подвале тишину.
Я промолчала, потому что тоже ничего не понимала.
Петренко покашлял.
– Похоже, я в Сашке ошибался, – проговорил он.
– Да и не вы один, – пробормотала я, с трудом справляясь с новым открытием.
– Это что же получается такое? – сказала Маринка. – Он… один из этих?
Петренко промолчал.
– Получается так, – ответила я.
– А зачем он тут сидел? – Маринка даже соскочила со своего ящика. – Нет, а зачем он тут просидел все это время?
– Откуда я знаю! Отстань! – обозлилась я, сама ничего не понимая.
– Я так думаю, что он хотел точно узнать про видеозапись, – предположил Петренко. – Хотел убедиться в ее доступности…
– Ну, убедился, а дальше что? – напряженно спросила Маринка. – Дальше что, я вас спрашиваю?!
Никто не успел ей ответить. По крайней мере, я. Петренко, наверное, и не пытался или не хотел огорчать ее, что, наверное, одно и то же.
С громким скрипом растворилась дверь, и в подвал зашли четверо мужчин.
– Дамочки, на выход! – скомандовал один из них и стволом автомата ткнул в сторону Виктора и Петренко. – А вы сидите и не дергайтесь.
Маринка подошла ко мне и крепко схватила за руку.
– Оля, Оля, – зашептала она, – что же…
– Ну, давай шустрее, что вы там вошкаетесь?! – поторапливали нас, и я с омерзением представила, как лапы этих питекантропов сейчас будут нас выпихивать вперед. Перспектива отнюдь не радужная.
Но делать было нечего, я пошла к выходу; Маринка, спотыкаясь, потащилась за мной.
Мы вышли, дверь закрылась, и шедший впереди браток пробасил:
– Давай за мной!
Конвоируемые четырьмя бандитскими харями, мы выбрались не в белую гостиную, от которой нас повернули, а во двор, постоянно подталкиваемые сзади. Надо понимать, что не из-за необходимости, а исключительно из-за веселого настроения.
– Полегче, пожалуйста, – робко трепыхалась Маринка, но на ее неуверенные протесты никто и внимания не обратил.
Во дворе, освещенном лишь светом, падавшим из окон дома, рядом с синей «БМВ» стояли Буркин и Кислицын. Кислицына я впервые увидела при свете, но узнала сразу. Он выглядел почти так же, как и на своих семейных фотографиях, с такими же мерзючими усиками. Сейчас он пребывал явно в скверном настроении. Буркин же был внешне спокоен и, как ни странно, выглядел все еще добродушным: наверное, это было свойство его лица, пардон, я хотела сказать – хари.
– Вот и наши красавицы, – пропыхтел Буркин. – Валите в машину, девушки!
– Зачем? – спросила я, словно от моего мнения что-то еще могло зависеть.
Маринка тоже рванулась за объяснениями:
– Да уж, хотелось бы знать!
– Будете болтать, засунем в багажник и забудем там! – крикнул Кислицын, передергиваясь, словно от отвращения.
– Багажник уже занят, Саша, – спокойно произнес Буркин и обратился к нашему конвою:
– Посадите их, ребята, а то девушки стесняются.
Нас так же невежливо, как и вели, засунули на заднее сиденье «БМВ», вдобавок пристегнув друг к другу наручниками. Я оказалась справа.
Буркин, пыхтя и кряхтя, уминался на место водителя; более юркий Кислицын сел на правое переднее сиденье и закурил, продолжая дергаться и что-то бормотать задыхающимся шепотом.
– Ох, вот и я, – проговорил Буркин, захлопывая за собой дверь.
– Можно узнать, куда мы едем? – не удержалась Маринка, стараясь придать своему голосу что-то миленькое. Те, кто ее не знают, обычно начинают интересоваться ею, но эти двое оказались невменяемыми.
– На пикник, – проворчал Буркин и завел мотор.
– Смешно, – оценила ответ Маринка, – а наше мнение спрашивать не нужно? А если…
– Заткнись, дура! – проорал Кислицын, резко разворачиваясь к нам. – Заткнись, если хочешь остаться со своим языком! Вырву на хер!
Маринка гордо хмыкнула, но замолчала. Довод оказался вполне доходчивым.
Буркин неторопливо вывел «БМВ» за ворота дома и, постепенно увеличивая скорость, покатил по неровной гужевой дороге в сторону трассы.
– Давай быстрее, Слава, – торопил его Кислицын и сильно потер шею справа.
– Что, уже воротник жмет? – добродушно пробурчал Буркин. – Так у нас никогда и не вешали, да и вышняк уже отменили, пожизняк только остался!
– Прекрати, дебил! – прикрикнул на него Кислицын. – Я башкой рисковал ради всех нас, а ты еще шутишь!
– Ну не плакать же, – примирительно сказал Буркин, выезжая на трассу и постепенно набирая скорость, повел «БМВ» в сторону, противоположную от города.
Маринка, толкнув меня коленкой, тихо спросила:
– Куда это мы едем?
– Что такое еще? – Кислицын снова повернулся и бросил взгляд на Маринку, потом на меня. – Что за переговоры?
– Ну что вы шумите? – сказала я. – Почему бы вам не сказать, куда мы едем, если все равно уже мы едем вместе?
Буркин тихо рассмеялся и, не оборачиваясь, проговорил:
– Уходим девушки, уходим, от ваших дружков в голубых штанишках с лампасами.
– Это он про Здоренко, что ли? – спросила у меня Маринка. – А они нам не дружки, мы сами с ними не дружим! – неожиданно громко выпалила она.
Буркин уже рассмеялся в полный голос, и даже Кислицын улыбнулся.
– Зато пока вы с нами, они стрелять не будут, – сказал он, – если встретимся. А будут, я вас первыми под пули поставлю, мне уже терять нечего. Все потерял из-за вашего дружка Чернавского.
Дорога пошла под уклон, и впереди стали заметны временный пост ГАИ и стоящая немного в стороне, наклонившаяся влево белая «Нива».
Буркин сбавил скорость.
– Торопиться не будем, – пробормотал он.
– Блин, блин! – Кислицын стукнул себя по колену. – Да уж, а то внимание обратят. Езжай медленно, а вы!… – Кислицын повернулся к нам и показал пистолет. – Чтобы вели себя тихо и мирно! Смотрите, девки, со мною лучше дружить!
Я закрыла глаза, Маринка кивнула и, повернувшись ко мне, неслышно, одними губами проговорила:
– Белая «Нива» видишь как стоит? Белая «Нива»! – со значением повторила она, словно у меня самой глаз не было.