– Ай, отстань, пожалуйста, – отмахнулась я от нее, – сейчас ты сама пойдешь к такой-то матери со своим дурацкими репликами! – И, обращаясь уже к Полине, я возмутилась: – Не поняла тебя! Как я могу ему помочь подмять «Аккорд»? Я к этому никакого отношения не имею.
– Не имеешь, – подтвердила Полина, – но будешь иметь. Он тебя убедит, ты залезешь в эту историю, а потом он тебя убьет.
– Кого?! Олю?! – закричала Маринка.
– Если будешь вмешиваться, я и тебя прихвачу с собой, – буркнула я и взглядом потребовала от Полины продолжения.
– Все же просто! – почти радостно объявила она. – Ты была похищена людьми Александра Ивановича. Верно? Верно! Они тебя продержали в заложниках сутки или ночь, неважно, но ведь продержали? Продержали! Ты напишешь об этом в газетах?
– Конечно! – уверенно ответила я, хотя еще даже не успела подумать об этом: некогда было, то Маринка забалтывала, то еще что-то отвлекало, ну, короче, не успела.
– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Полина. – Конечно, напишешь, куда ж ты денешься? Это было, мол, на самом деле, это было неслыханно и вопиюще, ну и прочие дела. На этом и строится весь расчет. А потом на тебя наедут за эту статью и будут по телефону всячески угрожать твоим внешним и внутренним органам. Ты же и об этом напишешь?
– Непременно, – подтвердила я, не понимая, куда, собственно, клонит Полину.
– Это же классная реклама для нас! – вмешалась Маринка в разговор. – Газете угрожают за ее публикацию и гражданскую позицию! Да об этом можно только мечтать!
– Во-во! – кивнула Полина и выбила из моей пачки следующую сигарету. – Обязательно придется написать, что когда одни нехорошие люди пытались вас захватить, то нашлись другие, добрые, попытавшиеся вас отбить. У них это не получилось, но потом вас все-таки спасли, и именно люди Владимира Петровича, хотя на самом деле Петрович поставил этот спектакль условием снятия своих претензий к «Аккорду». – Полина сделала эффектную паузу и закончила как бы между прочим, обыденно: – Ну а потом в один прекрасный момент тебя, Оля, убьют, и ни у кого сомнения не возникнет, что это сделали по приказу руководства «Аккорда» и лично Александра Ивановича. Сашу в клетку на разборки, а Петрович тем временем тихо отожмет себе «Аккорд». Там, кстати, не один магазин, у «Аккорда» много чего есть…
Полина, словно потеряв интерес к разговору, замолчала, отвернулась и принялась сосредоточенно курить, давая мне возможность перевести дух и собрать мозги в кучу.
Я переглянулась с Маринкой, Маринка со мной, и мы обе уставились на Полину.
– Что, красивая комбинация? – спросила Полина. – Мне тоже понравилась. Когда мне Гоша все это растолковал, я сразу же бросилась сюда. Ждала-ждала, потом смотрю – мать моя женщина! Ты приезжаешь с Петровичем! Я от страха забралась на чердак вашего домишки, дверь там была открыта, ну я спряталась и пересидела. Перетрусила, конечно же, здорово. Если бы он меня здесь увидел – все, финал кролику. Пейзаж называется: картина Репина «Приплыли».
Полина ушла что-то около двух часов, пообещав вечерком обязательно перезвонить, но на прощанье дала совет: в случае чего звонить не Петровичу на сотовик, а прямо в милицию.
– Хотя это дело такое… можно ведь и не успеть, – резонно заметила она. – Но ты же журналистка, писать умеешь. Вот и написала бы письмо типа: в случае чего вскрыть и поступить, как там сказано. Ну сама знаешь: во всех фильмах про такие методы говорят. Кстати, действует отлично, иначе бы и не показывали, это же ясно. И хочу еще попросить: про меня не пиши ничего. Это вы, акулы пера, заметные личности на нашем небосклоне, а меня, незаметную, убить проще простого, как два пальца об асфальт…
Я обещала подумать и попрощалась со своей нежданной рыжей гостьей. Вернувшись в кухню, я наконец-то позвонила в редакцию и успокоила нашего славного Сергея Ивановича, сказав, что мы все живы и здоровы, чего и ему желаем.
– Оленька, ну нельзя же так! – чуть ли не прокричал он в трубку. – Мы тут с Ромой места себе не находим, не знаем даже, что и подумать, а вы там…
– Приезжайте, Сергей Иванович, ко мне домой, – пригласила я его, – вместе с Ромой, обсудим кое-что.
Маринка, еле дождавшись окончания моего разговора с Кряжимским, тут же спросила:
– Ну, ты идешь в ресторан с этим Петровичем, или как его там?
– Конечно, иду, – ответила я. – Иначе никак нельзя. Раз уж пошло такое дело, нужно его разгрести до конца. Представляешь, какая бомба? Этот репортаж на неделю как минимум, растянуть можно, даже на две, плюс резонанс по всей стране.
– Если выживешь, – мрачно пробурчала Маринка.
– Если выживу, – легкомысленно произнесла я, хотя этот тон вовсе не соответствовал моему настроению. Но нельзя же было показывать, что я думаю на самом деле.
Промурлыкав вполголоса «Безнадега, безнадега», Маринка стукнула кулаком по столу и твердо заявила:
– Я еду с тобой. Погибать, так с музыкой!
– Нет! – не менее твердо рявкнула я. – Со мной едет только Виктор и больше никто!
– Это почему? – ошалев от этой твердости, спросила подруга.
Ну что я могла ей ответить? Только неправду, конечно:
– Марина, послушай меня, – серьезно сказала я, – сама видишь, какое это сложное и опасное дело. Я даже не знаю, как Виктора брать… Ведь мы запросто можем оба не вернуться никогда.
Что-то во мне сыграло артистическое на слове «никогда», и я с удивлением услышала, как дрогнул мой голос.
«Во, блин! – удовлетворено подумала я. – Пойду в артисты, когда надоест этот гребаный журналистский бизнес. Я всегда знала, что талантлива…»
Мои размышления прервал крик Маринки, упавшей мне на грудь и пролившей слезу на плечо.
– Оленька! – шмыгнула она носом. – Оленька!..
В кухню заглянул Виктор и оценил обстановку.
– У нас все нормально, Виктор, – хладнокровно сказала я, – Маринка просто репетирует свою речь на моих похоронах.
– Пошла к черту! – заорала Маринка, отпрянув от меня. – Вечно ты все испортишь!.. – И она, последний раз угрожающе шмыгнув носом, помчалась заниматься макияжем, а я отправилась в ванную, о чем уже давно мечтала.
Я слышала через дверь, как приехали Сергей Иванович и Ромка, как они, громко разговаривая и перебивая друг друга, начали что-то обсуждать с Маринкой, но из ванной я не вышла: решила, что на сегодня разговоров уже было достаточно, позже будет – еще столько же, поэтому дала возможность вновь прибывшим узнать все без меня, а Маринке высказать весь набор своего негодования и прочих важных чувств.
Когда я вышла уже в макияже и с прической и вовсе не завернутая в полотенце – как вынуждала меня своим свиняческим поведением эта многословная швабра, – а в своей любимой шелковой пижаме лилового цвета, то весь наличный состав был не только в курсе всего, чего можно, но уже и кофе успел попить.