— Все точно. Но я узнал даже фамилию того, кто там живет. Невельский Альберт Петрович. Действительно, он служит в ГБ.
— И наконец, в порядке эпилога. Так как факта кражи никто не установил — заявление-то никто не писал, в милицию никто в слезах не вваливался, — то дела не было заведено.
— Вы можете сейчас. И дело сразу заведут.
— Да. Это верно. Сначала заведуя-, потом дадут, потом еще навесят… Что толку дело заводить, когда я знаю, кто квартиру чистил?
— Вы знаете? Откуда? Кто?
— Сотрудники вот этого майора. Невельского Альберта Петровича.
— Да как вы можете огульно так? Ведь на дворе сейчас не тридцать седьмой!
— Да. Заканчивается девяносто второй, верно. Но утверждать я так могу — в приватном разговоре, не в печати. — Турецкий помолчал. — Это хорошо!
— Чего ж хорошего?
— Как что — есть еще одна фамилия. Все их же жадность губит. Квартиру лучше было бы отдать кому-нибудь из завербованных. Вот так Невельский этот проявился… А мог бы и не всплыть. А может, дело и в другом: за плинтусами надо покопаться, как следует по стенкам. И лишних не тянуть: так тоже может быть. Не жадность, суперважность…
— Я ничего не понимаю.
— Я все потом тебе поведаю, Сережа. А ты пока… Ты не устал?
— Да с вашими делами не устанешь, то есть не заснешь. Какое задание будет на этот раз?
— Вот тебе деньги: пятьдесят тысяч, сотенными в одном конверте. И пятьдесят — сотенными же — в другом. Закинь их в Центробанк на экспертизу.
— Фальшивые?!
— Отнюдь. Вопросы таковы: когда они были выпущены в оборот, когда и где произведены и могли ли, с точки зрения экспертов Центробанка, оказаться на руках у одного, я подчеркиваю, у одного клиента, физического или юридического лица. Ты понял, в чем вопрос? Насколько они «родственники», эти деньги, в этих двух конвертах: тут и тут?
— Эх, Рагдай…
Расставшись с Сергеем, Турецкий подумал, что на всем свете у него остался, по сути, один лишь Рагдай, если не считать, конечно, отчима и матери… Но мать он не очень жаловал после того, что случилось с его отцом, после той самой истории с генерал-лейтенантом (посмертно) В. В. Кассариным [5] .
Рагдай же, не только спасавший жизнь ему неоднократно, поддерживал его везде и всюду, просто так, в быту. Турецкий успокаивался, едва коснувшись песьей шерсти. А успокоиться — это чрезвычайно важно; только в комфортном состоянии мозги шурупят эффективно. А подумать было о чем.
На нем висела еще маленькая загадка, подкинутая Меркуловым. Меркулов ведь сказал ему в универсаме:
— Кто Колю задушил? Реально — кто?! В истории этой смерти есть одна весьма заметная и странная деталь… Я промолчу о ней, надеюсь, сам ты обратишь внимание… Нет-нет, ты не проси… Деталь ты эту знаешь, ты сам мне и поведал только что о ней, но… ты прошел и не заметил… Через недельку я пришлю тебе отгадку, если не дойдешь сам…
Неделька шла, катилась. Нет, надо догадаться самому!
…Отпустив Сергея, Турецкий решил сегодня же развязаться с четвероюродной, дважды сводной сестрой из Номжи, и поэтому путь его лежал на Басманную — в Министерство путей сообщения.
Там у Турецкого был великий блат, который он от сослуживцев держал в большом секрете.
В жизни каждого следователя часто возникает необходимость оперативно связаться с провинцией, но как это сделать? Конечно, по телефону! Но пробовали вы сами — ну хоть один раз в жизни — срочно дозвониться до какого-нибудь Угу-устьинского леспромхоза Авоськинского района Небоськинской области? Если пробовали, то знаете — увы! Телефонная связь в России конечно же существует, но телефон не работает. Тому, как вам немедленно объяснят, есть тысяча причин — от «занято все время» до «повалило столб» да «перебило кабель, чинють…». А ураганы, а пожары? А наводнения, непрерывно обрушивающиеся на нашу многострадальную Родину? Нет-нет, по телефону лучше и не пробовать звонить в российскую глубинку. Для быстрой связи с ней придумано другое — телеграф. Телеграф исключительно надежен. И что бы там ни случилось, хоть Тунгусский метеорит упадет снова, ваша телеграмма будет всенепременно доставлена адресату. Это так же точно, как и то, что Волга впадает в Каспийское море.
Но так же точно и другое — что вв1 никогда не получите из российской глубинки ответа. Там вашу депешу получат, прочтут десять, а может, и двадцать раз, покажут ее родственникам, соседским детям, начальству и даже лошади, задумчиво стоящей возле сельпо… Вашу телеграмму в провинции покажут даже небу, солнцу, лесу, полю и речке. Ее обсудят, обдумают, обмозгуют.
Но вам на нее не ответят.
Уж так устроена российская глубинка — никогда никому ни на что не отвечать. Что ответить можно и должно, там никому просто в голову не взбредет: настолько дика сама по себе эта мысль для истинно русского ума!
Нет-нет! Не надейтесь.
Александр Борисович Турецкий принадлежал к числу избранных столичных людей, знавших, как можно оперативно связаться с глубинкой, если через эту глубинку проходила какая бы то ни было железнодорожная ветка.
Секрет состоял в том, что у Министерства путей сообщения есть своя, абсолютно отдельная и автономная телефонная сеть, охватывающая все станции, разъезды, полустанки. Спецтелефон МПС стоит в любой будке стрелочника, на любом, даже 6342-м километре, от которого до ближайшей деревни семь верст и все лесом.
Но это служебная связь, и ею воспользоваться может лишь тот, кто имеет хорошего друга в отделе связи МПС.
Турецкий такого друга имел.
— Алло, это Номжа? Пятьсот восемьдесят четвертый километр? Это из Москвы звонят, из Министерства путей сообщения… Здравствуйте, здравствуйте. Будьте любезны вы, позовите мне путеукладчицу Бененсонову Александру Михайловну. Что говорите? Она на пятьсот восемьдесят восьмом? Ну все равно позовите, я подожду. Что? Дрезину пошлете за ней? Воля ваша, пошлите дрезину. Да, десять минут подожду. Что? Скорый «Северодвинск— Ленинград» придется задержать на аккумуляторе из-за этого? Ну задержите, а что же! Буду вам очень за это признателен. Так, все, поехали? Ну, хорошо. Погода? Погода в Москве ничего, а у вас — в этой, ну, в Номже? Тоже идет снег? И у нас снег идет. Как, уже? Ой, спасибо вам, очень признателен. Александра Михайловна? Вы меня не знаете, я… Нет, это трудно объяснить… Вы когда-нибудь слышали о своем дальнем родственнике Алексее Николаевиче Грамове? Нет? Я так и думал. Где он живет? Он жил в Москве, но недавно умер, погиб он, сгорел. И ничего от него не осталось, даже наследства. Нет, я не пьяный и не хулиган. Я звоню из Министерства путей сообщения, понимаете? Александра Михайловна, милая, один лишь последний вопрос: скажите честно, если можете: вам призрак этого Грамова не являлся? Как? Поня-а-атно.