– Сыворотка правды, герр оберфюрер?
– Ну что вы, Фатеев, за кого ж вы нас принимаете? Мы не садисты. Мы лишь скромные извлекатели информации. В наши намерения не входит сознательное причинение… э-э-э… физических неудобств допрашиваемому ради самих этих неудобств. А всевозможные психотропные препараты, или, как вы их называете, «сыворотки правды», себя не оправдали. Мы давно отказались от них.
– И заменили полиграфом, герр оберфюрер?
– Совершенно верно, Фатеев. На полиграфе-то ты и прокололся.
– Герр оберфюрер! Я был полностью оправдан по результатам тех испытаний!
Секурист вновь усмехнулся – со всей возможной гнусностью.
– Ты думаешь, что за два века наука полиграфия не продвинулась вперёд? Мы фиксировали больше двух сотен твоих параметров. Мы точно знаем, где и когда ты напрягался, именно для того, чтобы сбить с толку классический полиграф. Но тогда было сочтено целесообразным оставить тебя на свободе.
Я, в свою очередь, постарался усмехнуться.
– У меня на руках официальный документ о полном оправдании и снятии всех обвинений. Остальное – не более чем ваши рассуждения, герр оберфюрер, да простится мне это вольное обращение.
– Да, бумагу тебе действительно выдали, – охотно согласился следователь. – Чтобы усыпить твою бдительность. И ведь-таки усыпили!
– Тогда, опять же, не понимаю, к чему ваши вопросы, герр оберфюрер. Если меня хотят расстрелять, то для этого не нужны допросы. Как вы утверждаете, у вас достаточно доказательств. Значит, есть что-то, чего вы не знаете. Я правильно рассуждаю?
– У менее терпеливого и человечного сотрудника к вам бы уже применяли третью степень устрашения, – делано вздохнул секурист. – Меня интересует ваша деятельность на Новом Крыму, Фатеев.
– Моя командировка…
– Перестаньте, герр бывший обер-лейтенант. Разумеется, у вас все документы в порядке, отметки заградительно-этапных комендатур, воинских касс, продаттестат и вообще всё, что только можно себе вообразить. Ни у кого другого не возникло б и тени сомнения, что вы действительно были в командировке, если ограничиться вашим электронным следом, пребывая в полной уверенности, что подделать эти данные невозможно. Но мы следили за вами с самого начала. Мы знаем, что вы покинули Каппу на корабле контрабандистов. Они направлялись на Новый Крым. На ваши ползуны в Берлине по-прежнему высокий спрос. Дальше мы, само собой, потеряли вас из виду, наша агентура на Новом Крыму сработала непрофессионально. Оцените мою откровенность, Фатеев, – я рассказываю вам всё это для того, чтобы вы не думали, будто мы блефуем.
Похоже, что они действительно не блефовали.
Что ж, сменим тактику.
– Герр оберфюрер, на этот ваш вопрос очень просто ответить. Везде и всюду я, как мог, боролся с врагом Империи. С небезызвестной Дарианой Дарк.
– Ага! – Он так и подскочил на стуле. – То есть ты признаешься, что был там, на Новом Крыму?
– Мне не в чем признаваться, герр оберфюрер. Понимайте меня, как хотите. Я только хочу сказать, что могу в любой момент уйти от вас туда, где вы меня не достанете.
– Ну, это вы все говорите. Не волнуйся, у нас прекрасные реаниматологи, достанут и с того света. Так… ну а поподробнее о твоей деятельности в Новом Севастополе.
– Я уже ответил. Моей целью было поднять восстание против Дарианы Дарк.
– Зачем?
– Не хотел полного уничтожения моей родной планеты как результата карательной операции имперских Вооружённых сил. Полагал, что, если удастся покончить с Дарианой, вторжения не будет.
– Очень интересно, – заметил секурист. – И как же тебе удалось убедить господина Валленштейна дать тебе такую командировку?
– А он и не давал. Его подписи подделаны.
– В том числе и электронные? – секурист откровенно потешался.
– Их защита тоже не абсолютна.
– Очень хорошо. Превосходно. Надо будет попросить тебя продемонстрировать способы этой подделки… – он ехидно растянул губы. – Что же дальше?
– Дальше я не смог уничтожить Дарк.
– Что и следовало ожидать.
– И я вернулся в бригаду, когда она высадилась на моей планете. Предъявил поддельные подписи.
– Да, легенда у тебя получилась неплохой, – кивнул секурист. – Скажу больше, очень впечатляющая история. Что же дальше?
– Служил, герр оберфюрер. Участвовал в деле на Омеге-восемь, затем – здесь, на Каппе.
– Это мы, само собой, тоже знаем… А как насчёт поразительной удачливости твоей и шарфюрера Паттерс? Вся бригада только об этом и говорит.
Вся бригада об этом говорить не могла. Для остальных Туча просто необъяснимым образом оказывалась нацелена строго на одну точку.
– Как следует из показаний рядовых солдат твоей роты, людей, находившихся рядом с тобой в окопах, вместе с шарфюрером Паттерс вы не укрывались, в отличие от других, а словно старались дать этим созданиям увидеть себя и почувствовать?
– Мы заметили, что Туча хорошо идёт на живца.
– Гениальное прозрение, не иначе, – съязвил секурист. – Почему-то ни у кого другого подобные фокусы не прошли.
– Может, они выставляли неправильных людей? – пожал я плечами. – И уж совсем непонятно, почему я должен за это отвечать.
– Ты для начала будешь отвечать за дезертирство, – гестаповец с сосредоточенным видом клацал кнопочками на своей планшетке.
– За дезертирство полагается суд военного трибунала в составе командира части, начальника штаба и непосредственного начальника дезертировавшего военнослужащего. Разбирательство ускоренное. Приговор – расстрел. К чему такие сложности, герр оберфюрер?
Сейчас должен начать меня покупать. Потому что и впрямь – хотели бы прикончить, так лежал бы я уже горсточкой остывшего пепла.
Однако секурист ответил мне совсем иным:
– У меня мало времени, Фатеев, арестованных, к сожалению, больше, чем квалифицированных дознавателей с соответствующим допуском. Теперь тобой займутся специалисты несколько иного профиля, – он кивнул на молчаливую троицу. – Захочешь что-нибудь сказать – не стесняйся, всё фиксируется. Первая сессия – вводная, так сказать, близкое знакомство с нашим арсеналом. Потом я тебя ещё навещу.
Он поднялся. Странно, заставил я себя удивиться. Странно, потому что при пытках очень важно правильно задавать вопросы.
Я именно заставил себя удивиться, потому что слабая плоть уже кричала неслышимым криком.
Что ж, сейчас тебе предостоит на собственной шкуре узнать, каково это – быть «несгибаемым героем».
Трое молчаливых людей в масках, невозмутимых и равнодушных, неспешно позвякивали своим инструментарием.
– Как обычно, Георг? – вдруг нарушил тишину один из них.