– Нет, начнём с классики, – высоким, каким-то немужским голосом отозвалась другая маска. – Пожалуйста, Клаус, друг мой, набор номер восемь, от одной восьмой до одной шестьдесят четвёртой.
– У объекта скверные пальцы, может не пойти сразу…
– На одной восьмой у кого угодно пойдёт, – заметил Георг.
Вновь позвякивание.
Страх тёк в моих венах, растекался по телу, проникая в каждую клеточку. Что поделать, я, видать, мутант в недостаточной степени. Боли нельзя не бояться. Это безусловный инстинкт выживания. Её нельзя не чувствовать – но можно преодолеть, желая себе ещё большей боли.
Говорят, что можно преодолеть.
Интересно, проверяли ли они на себе эту методику.
– Одну шестьдесят четвертую, Ханс, держатель. Клаус, дезинфекция.
Пшиканье. Холодное облако окутывает пальцы. Вновь по-звякиванье. Мягкое пожатие.
– Обойма. Микрометр. Спасибо, Ханс. Начинаем. Ушные фильтры на счёт три. Один… два… три!
Пришла боль, и мир распался на части. В такие моменты очень пригодилось бы умение терять сознание по собственному желанию.
Крик ударился о потолок, рухнул обратно.
– Три миллиметра, Георг.
– Прекрасно. Ещё одну на шестьдесят четыре, Клаус. Лёгкие выбрасывают только что с неимоверным усилием втянутый воздух.
– Четыре миллиметра.
– Одна тридцать вторая, Клаус.
– Перебой. Ещё перебой. Сердце…
– Стимулятор, три кубика.
– Вторая на двух миллиметрах.
– Задержись.
Тьма. И я кидаюсь в неё, понимая, что там – спасение.
* * *
– Фатеев!
Та же комната. Я в той же позе. Тот же оберфюрер. Трое в масках, держат руки на отлёте, перчатки и комбинезоны испачканы красным. То есть моей кровью, тупо проговариваю я себе.
Странно, но ничего не болит. Правда, рук я вообще не чувствовал. Попробовал пошевелить пальцами – ничего. Мне словно ампутировали кисти.
– Болевая блокада, – заметив мои попытки, пояснил секурист. – Сейчас тебя поставят на ноги.
Я молчал. Им что-то от меня надо. Надо. От меня. От меня. Надо…
Ничего не значащие слова мечутся по сознанию, словно бильярдные шары.
Секурист наклонился, заглянул мне в глаза. Сделал какой-то быстрый жест.
Один из палачей быстро сунулся вперёд с ампулой-самовпрыской.
Окончательно я пришёл в себя, когда меня запихали в машину. Охрана в чёрных комбинезонах, украшенных двойными «молниями» на петлицах.
Бронетранспортёр долго петлял по улицам, потом вырвался из города. Не знаю, сколько продолжалась поездка – может, несколько часов. Я пребывал в полусне; и ещё очень сильно мёрзли руки. Секурист сидел рядом, заботливо поддерживая меня, словно брата.
А потом железный гроб замер, броневая плита откинулась; темнота, режущие лучи фонарей. Меня подхватили под руки, куда-то повели.
– Фатеев, – негромко произнёс голос. – Вы слышите меня, Фатеев?
– Слышу, – механически ответил я. Почему я не чувствую кисти рук?..
– Вы можете говорить? Вы меня видите?
– Нет, – сообщил я. – Что-то с руками…
– Это для вашей же пользы. Боль была бы непереносима.
– Хватит! – резко перебил другой голос, низкий и сильный. Знакомый голос… я слышал его… где?
– Руслан Фатеев, я не играю в прятки. Меня зовут Адальберт. Эрцгерцог Адальберт.
Я слепо вглядывался в темноту. Меня посадили на стул, посреди яркого круга света. За его пределами – мрак.
– Пробы твоей крови дали невероятный результат, – Адальберт (или человек с похожим голосом) говорил резко, уверенно, наверное, ещё рубил при этом ладонью воздух. – Руслан Фатеев, ты не человек.
Докопались. Но как? Неужто я сам открыл им дорогу, когда пытался «дать силы» биоморфу в себе? Таившийся доселе только в извивах хромосомной ДНК (или где-то ещё на субклеточном уровне) зверь вырвался из клетки. Его засекли.
– Руслан Фатеев, от твоего желания сотрудничать может зависеть судьба Империи.
– Мне наплевать на Империю, – ответил я. – Жрите друг друга.
Назвавшийся Адальбертом рассмеялся.
– Это неправда, Фатеев. Иначе ты был бы с Дарианой Дарк, а не с нами.
– Я не с вами, кем бы вы ни были.
– Нет, ты с нами, – с нажимом произнёс голос. – Когда помогал истребить Тучу на Каппе-4.
– Что вы от меня хотите? – Я очень устал. Блокаторы не пропускали боль от истерзанных пальцев в сознание, взамен я расплачивался чудовищной слабостью. Неадекватный размен… в редких случаях. И сейчас как раз такой. Предпочёл бы чувствовать всё, но не ощущать себя двухсотлетним старцем.
– Правды. О том, кто ты и как можешь управлять Тучей.
– Я не могу управлять Тучей.
– Не важно. Ты можешь притягивать её к себе. Это видела вся бригада. Ты – и шарфюрер Паттерс. У неё мы нашли те же компоненты в крови. Вы с ней – два сапога пара, как говорите вы, русские.
– Поздравляю, – вяло сказал я. Язык и губы отчего-то отказывались шевелиться.
– Кое-кто из моего окружения считал, что всё необходимое ты скажешь под пытками. Ты не сказал.
– Что ж, вам не повезло. А может, у вас плохие специалисты?
Нелегко пытаться иронизировать в таком положении.
– У меня прекрасные специалисты, – сдерживаясь, ответил мой собеседник. – Но ты просто стал умирать. И никакие препараты не могли это остановить. Они прекратили пытку. Симптомы ушли. Я правильно говорю, доктор?
– Ваша светлость совершенно правы, – прошелестел ещё один голос, весь истекавший подобострастием. – Острая сердечная недостаточность, которая…
– Достаточно, – остановил его назвавшийся Адальбертом. – Поэтому я и решил поговорить с тобой лично, Фатеев. У меня миллион дел, но ты сейчас из них – самое важное.
– Благодарю, – с прежним выражением сказал я. Что им теперь может от меня понадобиться?
– Мне подали неплохой совет, – продолжал эрцгерцог, а может, и не он. – Выложить карты на стол, как говорили в старину.
– Я не вижу вашего лица, – бесцветно заметил я. Последовала пауза. Очевидно, они думали, что я не услышу. Но ошиблись:
– Ваша Светлость! Открывать лицо…
– Доннерветтер, если мне потребуется открыть лицо перед самим чёртом, чтобы только это распутать, – я не остановлюсь!..
– Но, Ваша Светлость, господин эрцгерцог!..
Они препирались довольно долго.
– Смотри, Фатеев, – прозвучало наконец.