Я давно забыл, что такое «азарт боя». Я думал только о том, что надо выдержать. А для этого надо думать – думать не о том, чтобы выжить самому, а куда направить огонь моих ребят, и тогда, может быть, я тоже доживу до вечера.
…Встреченные плотным огнём из развалин, каратели попятились. В ход вновь пошли огнемёты и дымозавесы, сквозь которые не могли прорваться наши сенсоры, в то время как каратели явно получали информацию непосредственно с орбиты. Один из французских танков дёрнулся раз, другой и третий от попаданий, но силовой щит пока справлялся. Другой «тигр-7» пятился, поливая перед собой свинцом. Ему в лоб тоже угодила граната, и я увидел, как сработала активная броня: видно, у этого танка щит уже выбило полностью.
А каратели уже, казалось, были всюду: не кланяясь нашим пулям, они лезли и слева, и справа сквозь проломы в стенах; закричал и опрокинулся один из моих мальчишек, и в тот же миг в него угодила шальная граната. Броня взорвалась изнутри…
Мы отходили, огрызаясь огнём. Связь с французами всё ещё работала, и каратели дорого платили за каждый шаг; но всё-таки они продвигались.
Наш взвод отходил тоже, собирая с врага обильную жатву; имперская артиллерия больше не расчищала им путь, и 203-я охранная дивизия умывалась кровью; однако, когда мы наконец оторвались и заняли следующий рубеж – за вторым кольцом рвов и баррикад, – выяснилось, что от взвода уцелела ровно половина. Моё отделение оказалось самым многочисленным: шестеро бойцов, со мной – семеро.
– Это не каратели, – уверенно заявила наша горе-взводная. За весь бой она отдала только две команды: «Огонь!» – в самом начале и «Отходим, все отходим!» в самом конце. – Это кадровая дивизия с эмблемами карателей. Они хотели ввести нас в заблуждение и добились своего.
– Это вряд ли, – заметил я.
– Но вот это-то уже точно каратели! – голос взводной дрожал, она махнула рукой в сторону оставленных нами кварталов.
Я поднял бинокль. Имперская артиллерия разнесла только самые окраинные строения, дома чуть дальше в глубину уцелели. Я полагал, там не должно остаться ни одного человека, однако равнодушная оптика явила совершенно иную картину. Картину, от которой у меня под шлемом волосы встали дыбом.
Фигурок в обычной повседневной одежде выводили из домов другие фигурки, в имперской броне. Свежей и чистой, в отличие от той, что была на тех, в кого мы стреляли, кого убивали и кто убивал нас. Настоящие каратели.
Да, они выгоняли людей из домов и строили в колонну. Их добычей стали почти исключительно старики да несколько человек зрелого возраста – всего около двух десятков. Предводительствовавший «карантинниками» офицер повелительно махнул рукой, и пленники зашагали прочь из города.
Почему они не убежали? Чего ждали? Или надеялись, что мы ни за что и никогда не пропустим врага во Владисибирск?
Контратаковать? Но с кем, с двумя десятками уцелевших бойцов да двумя танками? Те, почерневшие от гари, с проплешинами на броне, тем не менее вышли из боя без особого ущерба.
И, досмотрев со злым, отчаянным бессилием, как имперцы угоняли моих сородичей, мы только и могли, что дать себе клятву умереть на этом последнем рубеже, но не отступить, да простятся мне эти высокие слова. Однако отсюда мы действительно могли уйти лишь вперёд ногами в похоронной команде, не важно уже, нашей или имперской.
Однако во второй половине дня нас ждал ещё один сюрприз. Если это только можно назвать сюпризом: имперцы применили свой любимый приём.
Десант. Десант с вертолётов прямо в тыл неприятеля, где стреляет каждое окно, мог бы показаться безумием, не окажись он настолько хорошо спланирован, с чисто имперской аккуратностью.
Нас заглушили, начисто. Нам прервали всю связь, а потом город накрыла густая сеть дымовых снарядов. Вечер обратился в непроглядную ночь; облака чёрного дыма содержали в себе и мелкодисперсную металлическую пыль, так, что стали бессильны даже обычные радары. Разом началась атака с фронта, и одновременно над головами скользнули невидимые с земли вертолёты. Наши стреляли наугад, задрав стволы, били в наглухо закутанное тучами небо автоматические зенитки, рвались ракеты в надежде, что головки самонаведения найдут себе цель; и один вертолёт действительно рухнул почти что нам на головы, однако остальные выбросили десантников в самом центре Владисибирска, и город вскипел огнём пополам с кровью, словно ведьмин котёл.
Эфир заполнил жуткий треск, так что едва можно было услыхать своё собственное отделение. На нас обрушился настоящий пламенный ливень; наступавшие каратели просто жгли перед собой всё, что могло гореть, – далеко не все защитники Владисибирска могли похвастаться наличием брони.
Наверное, в те моменты мне полагалось испытывать какие-то высокие чувства. Эмоции, что подхватывают тебя и бросают на веера вражеских пуль, с истинно-безумным презрением к смерти. Но вместо этого в голове у меня крутились совершенно иные мысли: сектора обстрела, огневое взаимодействие, то и дело обрывающаяся связь с танковым вычислителем, блокирование флангов и тому подобное. Мои ребята достойно встретили «карантинников» из 203-й – оставив два десятка тел перед нашей баррикадой и в развалинах вскрытых словно консервным ножом домов, они как будто бы даже отступили – но на самом деле просто перенесли направление удара. А потом я заметил фигурки в имперском камуфляже, что перебежками приближались к нам с тыла, – и понял, что город потерян.
Скользнувший над проспектом беспилотник выплюнул в беззащитный верх танка несколько самонаводящихся кумулятивных бомбочек, и могучий «тигр-7» взорвался изнутри, разломившись надвое. Само собой, никто из экипажа не выжил, мы остались без вычислителя, и поздно было переключаться на вторую машину, потому что покрытый копотью монстр, уже лишившийся и силового щита, и активной брони, медленно отползал сквозь пролом в стене, плюясь огнём в подступающих имперских десантников. Они ответили несколькими выстрелами из гранатомёта, танку перебило гусеницу, я увидел поспешно выбрасывавшихся из люков танкистов с повязками «Свободной Франции» на рукавах. Дай Бог им спастись…
Для нас самих этот бой протекал более-менее удачно – никто не погиб, даже не ранен, хотя броня у всех покрылась роем царапин и оспин от осколков. Но мы оказались отрезаны от своих, и выбираться приходилось через хаос руин…
Владисибирск строился как город-сад, здесь не возводили многоэтажных небоскрёбов, самое большее – дома в четыре-пять этажей, с широкими террасами и галереями, зимними садами (всё-таки на Сибири случалась зима, куда холоднее, чем, скажем, в Новом Севастополе); сейчас всё это горело, рушилось, оплавлялось, проваливалось, оседало. Когда и спереди, и сзади от нас появились имперцы, я скомандовал отход. Не знаю, где там эти заградотряды, но, если они попытаются заступить нам дорогу…
И тут нас наконец достало. И опять – беспилотник. Наступающие, похоже, засекали очаги сопротивления и развешивали над ними «беовульфы». Наш с шипением пронёсся над развороченной крышей, метко плюнув в нас стандартной «беременной жабой» – кассетным боеприпасом, засыпавшим всё вокруг небольшими килограммовыми бомбочками. Две из них, подрулив, угодили в пробоину. Как раз тогда, когда моё отделение проникло внутрь…