Я оглянулась на окно и заметила, что ранний зимний вечер уже плотно опустился на город.
— Сколько времени? — спросила я в удивлении и посмотрела на настенные часы в своем кабинете. — Пятый час!
— Вы сегодня… задержались, — с ненавязчивым сарказмом заметил Ромка.
— Ну давайте хоть немного поработаем, сколько осталось до конца рабочего дня, может быть, новые соображения какие придут.
— Да и так все ясно, — сказал Ромка, вставая, — щемить надо. Сначала Сашу, потом Виталика. Кто-нибудь да расколется.
— Ты, что ли, будешь щемить? — спросила я, вернувшись к своему столу.
— Не-а, не я, а Виктор, — ответил Ромка, собирая на поднос чашки и блюдца. — А я буду задавать нужные вопросы. Кстати, я еще умею и страшные рожи строить. Показать? — Ромка поставил поднос на место, но я отмахнулась от его предложения.
— Верю, верю, идите, юноша, арбайтен шнель.
Ромка молча ушел, мы с Сергеем Ивановичем еще обсудили некоторые проблемы, и я, оставшись в одиночестве, закурила свои любимые сигареты «Русский стиль», задумавшись обо всех событиях, происходящих в последние дни с Маринкой и со мною.
Как-то все это не увязывалось вместе, но мне не хватало до полного понимания нескольких мелких фактов, которых я не знала.
Подумав об этом, я грустно усмехнулась: ведь может получиться, что, когда все факты получат свое объяснение, мне уже это будет ни к чему.
В семь часов вечера я собралась уходить с работы.
Как раз в этот момент в кабинет зашли Ромка и Виктор.
— Ну что, Ольга Юрьевна, поехали к вашему бойфренду? — спросил Ромка.
— Это не мой бойфренд, — сухо ответила я, — и, кроме того, если кто к нему и поедет, то только не ты.
— Это же я придумал, что нужно щемить! — закричал Ромка, взыскуя к справедливости, но Виктор похлопал его по плечу и приложил палец к губам.
Ромка сник и, что-то ворча, ушел.
— Едем на рандеву к нашему Саше? — спросила я у Виктора, и он молча кивнул в ответ.
Из редакции мы вышли все вместе и разошлись в разные стороны.
Мы с Виктором остались ловить машину, что, надо сказать, не заняло много времени. Шофер оказался очень разговорчивым товарищем, и через пять минут мы уже знали про него почти все, в частности, сколько у него жен, детей и любовниц.
Мы, однако, не были расположены к таким откровениям и на все его попытки сближения отмалчивались. В конце концов он обиженно замолчал. Я уже собиралась остановить машину, потому что мы подъезжали к нужному нам дому, как наш шофер заматерился, как сапожник, и мы чуть было не врезались в ближайший столб: навстречу нам из-за угла дома вылетела «девятка» непонятного, в темноте, цвета и, визжа тормозами, исчезла в ночи.
Я сидела на заднем сиденье слева и рефлекторно шарахнулась прочь от дверки, по которой снаружи — я явно слышала скрежет! — процарапала промчавшаяся машина.
— Идиоты! Господа хреновы! — ругался шофер, паркуя свою подраненную «шестерку». — Блин, даже выходить и смотреть стремно, что они там мне нахуевертили…
Мы дали нашему шоферу хорошую компенсацию за моральный ущерб, и он тут же замолчал, правда, слегка подозрительно косясь в нашу сторону: на господ вроде не смахиваем, а суммы раздаем достойные.
На всякий случай он начал ворчать громче, а выйдя из машины, разохался так, словно приготовился подставлять свой собственный бок под первую же встречную машину.
— Пойдем скорее, — предложила я Виктору, — что-то мне не очень нравится этот район в темное время суток.
Действительно, было очень темно и со стороны двора не горело ни одного фонаря, только окна в домах освещали улицу. Но от этого ненадежного освещения спокойнее не становилось.
Поднявшись к квартире покойного профессора Глуцко, мы нажали кнопку звонка, и через несколько секунд услышали:
— Кто там?
— Надя, это я, Оля, из газеты. Мы вчера встречались с вами…
— Из газеты? — переспросила Надя и защелкала замками.
Дверь открылась.
Вяло улыбнувшись мне, она вопросительно посмотрела на Виктора.
— Это мой коллега, Виктор, — представила я его.
— Очень приятно, — совершенно безлико кивнула Надя, пропуская нас вперед.
Сейчас она напоминала холодную лягушку, и ее лицо не выражало никаких эмоций.
«И как это она решила родить? — подумала я про себя. — Или ей и это совершенно все равно?»
— Какая вы все же настырная, — проговорила Надя. — Пока Саши нет, проходите на кухню, чаю попейте, — предложила она, приглашая, видимо, в сторону той самой кухни.
— Да нет, спасибо, — попыталась отказаться я, — мы на минуточку. Нам бы…
— Проходите, проходите, мне ужасно скучно! Саши еще нет, я волнуюсь… — по-моему, совершенно не слушая меня, продолжала хозяйка.
Мы с Виктором протопали на кухню и, словно два столба, уселись за стол.
— А вот мне бы хотелось поговорить с Сашей, — сказала я для затравки.
— Самой бы хотелось, а его все еще нет. Он всегда приходит поздно, но вообще-то уже должен бы быть. Вы подождите.
— А чем он вообще занимается? Вы извините меня, пожалуйста, но на вашего коллегу, историка, он мало похож… — Я улыбнулась, предлагая Наде воспринимать мои слова, как шутку, но она, наоборот, почему-то нахмурилась.
— В общем-то да, мне он очень помогает, особенно в поездках, но у него есть и свои дела… А какие, я не знаю. Он всегда говорит, что женщина не должна много знать, у нее от этого портится цвет лица.
Виктор выразительно посмотрел в мою сторону.
Если следовать таким инструкциям, я давно бы уже была совершенно неопределенного колера.
Но как же можно с подобными воззрениями писать диссертацию, да и вообще быть научным работником?!
Подумав так, я вспомнила, что покойный дедушка Надежды был профессором, и это мне сразу объяснило, откуда берутся такие аспиранты.
Подождав традиционные пятнадцать минут, в течение которых мы с Виктором молча прихлебывали чай, я все-таки решила уточнить:
— А Саша точно придет?
— Не знаю, — пожала плечами Надя, — может, и не придет.
Меня эта безмозглая кукла, очень заботящаяся о цвете своего лица, начинала раздражать.
— Тогда мы, пожалуй, пойдем, — я поднялась из-за стола, и Виктор, отставив чашку, последовал за мною. У меня, например, вообще от чая уже булькало в животе.
Надя не стала нас удерживать, только на прощание пригласила заходить еще, если будет нужно. Мы клятвенно обещали.
Выйдя из подъезда, мы остановились, и я, достав из кармана пачку сигарет, прикурила, зябко поежившись: погода не располагала к прогулкам, ветер стелил поземку и завывал на крышах.