Саша взял чайник и отправился на кухню. Зажег газ, вспомнил про газовый баллон на даче. И тут же — про данное матери обещание помочь с вывозом вещей.
Завтра, в восемь, у ее дома. О, черт! Со сменщиком-то не договорился!
Саша опрометью кинулся на четвертый этаж и забарабанил в дверь Вась-Вася. Третий механик их судна, Василий, родом был из глухой сибирской деревни. Единственной достопримечательностью которой было странное чувство юмора ее жителей: несколько веков подряд всех мужчин в деревне называли исключительно Васями. А поскольку и фамилия у них была — одна на всех — Васильевы, можно себе представить все сложности деревенского общения.
Через десять минут согласие отстоять завтрашнюю вахту было получено всего за литр водки. Фигня, решил Саша, с матери стребую.
За время Сашиного отсутствия в комнате что-то произошло.
Света сидела на том же месте. Глаза у нее были совершенно безумные. Тимофеев растерянно стоял рядом с ней, губы у него тряслись.
Саша, грешным делом, сразу заподозрил Тимофеева в распутных действиях, хотя точно знал, что это абсолютно не в Вовкином стиле.
— Что случилось? — грозно спросил Саша, чувствуя, как все сильнее жжет через тряпку ручка чайника. Тимофеев повернул к нему испуганное лицо:
— Я не знаю… Мы смотрели "Дорожный патруль"…
— Саша… — Голос Светы сорвался в рыдания. — Они… они все погибли…
Мне было дико страшно. Почему-то показалось, что отнялись ноги. Я смотрела на свои коленки, обтянутые джинсами, и не чувствовала их. По спине, словно какое-то гадкое насекомое, пробежала струйка пота. Затошнило. Перепуганный Владимир стоял рядом, и Светочке захотелось, чтобы он сейчас посильнее тряхнул ее за плечи, крикнул что-нибудь громко или треснул чашку об пол, — короче, сделал бы что-нибудь, чтобы вывести ее из этого жуткого оцепенения.
Вошел Саша с чайником.
Ах, как хорошо я представила себе: ручка обрывается. Чайник летит на пол. Брызги кипятка. Мужики матерятся. Где мои сказочные ведьминские способности? — я бы именно так все и сделала. Только бы все сдвинулось, зашевелилось, задвигалось. Отомри! Так, кажется, кричали в детстве?
— Что случилось? — грозно спросил Саша.
Долгие часы созревавшая истерика наконец-то разразилась.
Вот теперь они забегали. И что-то роняли, и поднимали, и снова роняли. Привели заспанную девицу, назвавшуюся медсестрой, которая упорно пыталась влить в меня валерьянки, потом плюнула и ушла. Они беспрерывно совали мне стакан с водой. И даже где-то нашли коньяку. У них даже не было времени закурить — так они вокруг меня суетились.
А я сидела на полу, захлебываясь в слезах, но в то же время отчетливо видела себя со стороны и знала, что никогда не смогу вытравить из памяти тот кадр на экране телевизора… тот кадр на экране… Тот кадр… Господи, меня опять тошнит…
Я давно знаю про эту теорию. Психологический феномен. Постараюсь пересказать своими словами. Пусть специалисты меня простят. Или поправят, если потребуется.
Когда человек видит что-то очень страшное, срабатывает защитный рефлекс — восприятие как бы притупляется. Так устроена любая диафрагма: большой поток — маленькая дырочка, понятно? Так и сознание: оно не вместит в себя весь страх, но при этом оставит маленькую щелочку. Через которую обязательно вползет какая-нибудь особо жуткая деталь. Я помню, первый раз прочла об этом у Лема, кажется, в «Эдеме». Описывая массовое сумасшествие, человек говорит, что больше всего его поразили следы зубов на куске мыла…
Когда на экране показали кроваво-металлическое месиво, получившееся из двух машин (лобовое столкновение!), я умудрилась увидеть ДВЕ вещи.
Номер машины.
И Илонкину туфлю.
Добрый парень — оператор "Дорожного патруля" — с каким-то патологическим смаком елозил камерой по искореженным обломкам, но это было уже не страшно. Мозг вырубился и отказывался воспринимать остальное. Он получил всю необходимую информацию и уже начал в бешеном темпе крутить перед моими глазами: номер — туфля — номер — туфля — номер… Я только-только начинала успокаиваться, как тут же садистски-услужливая память подкидывала милый эпизодик: мы с Илоной хохочем как сумасшедшие над продавцом обувного магазина, который, не сводя глаз с Илонкиных ног и ежесекундно сглатывая похотливые слюни, подползает на коленях, чтобы примерить ей сто пятьдесят вторую пару туфель. Вот этих самых — расклешенный каблук семь сантиметров, кожа молодого крокодильчика, триста сорок дойч-марок… Голос за кадром гнусаво-радостно сообщал любителям кошмаров на ночь, что "спасателям пришлось разрезать корпус машины, чтобы извлечь тела погибших". И единственным нормальным человеком во всем этом телевизионном шабаше оказался случайный свидетель — молодой парнишка с трясущимися губами, который, не стесняясь в выражениях, рассказывал на камеру, как ехал следом за «Опелем», видел, как тот пошел на обгон, и…
— …навстречу точно никого не было, блин, я сам собирался обгонять, я видел… он замигал и пошел влево… черт, я сам видел… откуда «волгешник» взялся — … его знает… я сам еле вывернул, когда они в…нились друг в друга… я и сам мог в…ниться к ним… я сразу остановился… нет, не подошел, страшно очень было… так там и так видно, что никого не осталось…
Им все-таки удалось влить в меня не меньше бутылки коньяку. Окружающий мир стал терять звуки и краски, Саша уговорил меня встать в пола и пересесть на кровать. Его приятель незаметно куда-то исчез, сам Саша ходил по комнате на цыпочках и изредка пытался что-то спрашивать, почему-то шепотом. Мне хотелось сказать ему, что можно говорить нормально, но для этого необходимо было открыть рот и найти нужные слова. Но это казалось непосильной задачей.
Потом я — нет не провалилась, а, словно в болото, медленно погрузилась в невнятный тягучий сон. Без кошмаров и призраков.
Утром Светочке пришлось несколько секунд усиленно тереть глаза, чтобы сообразить, где она находится. Да и лучше бы не соображать. Жестокая действительность, заметив, что Светочка проснулась, злорадно подвинула к ней свое корявое лицо.
А можно, я снова закрою глаза, сосчитаю до пяти (или до пятидесяти? До скольки нужно?), а потом открою глаза и увижу не вот этот пришпиленный кнопками плакат — карамельного вида японку на фоне Фудзи, а родную спальню и — тушь по шелку — изысканных, японских же, рыб, резвящихся в горном ручье?
Видимо, нельзя.
Светочка села на кровати. Как выяснилось, она спала совершенно одетая, но накрытая Сашиной курткой.
Самого Саши в комнате не было. На столе лежала записка.
"Света! Уехал рано, будить тебя не стал. Пожалуйста (подчеркнуто двумя чертами), никуда не уходи, дождись меня. Буду примерно в два. Постараюсь что-нибудь придумать насчет квартиры. Саша".
Саша. Какие свои странные цели преследует судьба, так часто и настойчиво сталкивая Светочку с бывшим одноклассником? У кого бы спросить? У господина Мишеля Сотюра, из компании "Alternative Servise", услужливо подсказала память. Не желаете? А то, как обычно, соберите побольше информации, скиньте на дискету, назовите файл «Саша» и — добро пожаловать! Буквально в течение десяти минут вам все и подробно расскажут. С какой, например, вероятностью вы бы, девушка, могли стать женой моряка в нашей реальности. А с какой — плодотворно сотрудничать в качестве штатной ведьмы под руководством того же капитана Самойлова в одном из вымышленных миров. А может, еще вариантов подбросят? Мне кажется, что сейчас — отправь меня доктор Игорь путешествовать — я бы сотворила что-нибудь абсолютно фантастическое. Или безумное. Или розово-наивное. Света — Фея Убивающего Домика (а вместо мелкого Тотошки — моя умница Гарден). Света и семь гномов (нет, отказать! Боюсь, я не пойму этого специального кайфа — целыми днями убирать грязь за семью мужиками). Света и Чудовище — в смысле импортный Аленький Цветочек (а это мы, считай, уже попробовали, но с точностью до наоборот). Почему на сказки потянуло? Да потому что там все просто и здорово. Добро побеждает зло, принцы, все, как один, — сильные и умные, если что плохое приключилось — живой воды достанем, побрызгаем… А это к чему? Вот только не надо сейчас срываться с места, нестись галопом к доктору Игорю, нырять в наспех сляпанную сказочку и спасать семью Кашиных. Ты ведь об этом подумала? Так вот, успокойся. Сиди смирно. Тебе сказали: никуда не уходи, дождись.