А я еще долго наблюдал за ней. Лунный свет коснулся ее волос, и они стали отливать золотом.
Я вернулся в кровать и уснул так, как можно уснуть лишь холодной ночью в теплой постельке. Утром она все еще была здесь. Она вышла из комнаты с вопросительным выражением на лице и с одеялом в руках, но ничего не сказала. С этого дня я больше не запирал входную дверь. Каждую ночь я ложился, терзая себя вопросом. И каждое утро радовался, что она не ушла.
Прошла уже неделя, когда мы вдруг нашли санки. Их обнаружила Линди на одной из верхних полок и издала такой громкий крик, что мы все повыбегали из комнат — узнать, что за зверь напал на нее. Вместо этого она указывала нам на что-то.
— Смотрите!
Я посмотрел.
— Это же санки.
— Я знаю! У меня никогда не было санок. Я лишь читала о них в книжках. — Она стала подпрыгивать, пока я не достал их ей. Мы вместе принялись их разглядывать. Это были большие санки из светлого полированного дерева с надписью «Свободный полет». По полозьям было видно, что ими практически не пользовались.
— Свободный полет. Катание на таких санках, наверное, и правда похоже на полет.
Я улыбнулся. За прошедшее время мы налепили уже целую армию снеговиков («Снежные люди», так назвала их Линди), а день назад я встал пораньше, чтобы очистить часть пруда для катания на коньках. Через час Линди нашла меня, вооруженного лопатой. Очистить пруд было не такой легкой задачей.
Но это стоило того, когда она воскликнула: — Мы будем кататься на коньках! Я чувствую себя как Джо Марч!
И я точно знал, кого она имеет в виду, потому что несколько недель назад она заставила меня прочитать «Маленькие женщины», даже несмотря на то, что это книга для девчонок.
Сейчас я смотрел на санки, и на меня нахлынули воспоминания. Отец купил их, когда я был еще совсем маленьким, мне было всего пять или шесть. Санки были большими, на таких можно было кататься не по одному. Я стоял на вершине, как тогда казалось, бесконечного холма, отчаянно боясь катиться в одиночестве. Были выходные, там катались и другие мальчишки, но они были старше меня. Затем я увидел отца и сына. Отец устроился на санках, затем усадил сына перед собой и обнял его.
— Можешь поехать со мной? — спросил я папу.
— Кайл, это не сложно. Другие мальчики катаются сами.
— Они уже большие, — я не мог понять, зачем он привел меня туда, если сам не хотел кататься на санках.
— Но ты лучше, сильнее. Ты можешь делать то же, что и они, — он уже хотел усадить меня в сани, но я стал плакать.
Другие дети уставились на меня. Отец сказал, что я еще совсем ребенок, но я знал, что в его словах не было ни капли сочувствия, и я отказался ехать один. В конце концов, отец заплатил мальчишке постарше пять долларов, чтобы тот скатился со мной. После того первого раза со мной все было хорошо, но я еще долго не садился на санки.
Я похлопал по санкам. — Одевайся. Мы идем кататься прямо сейчас.
— Ты покажешь мне как?
— Конечно. Я буду только рад.
Буду просто счастлив.
С тех пор как я стал общаться с ней, я заметил, что стал говорить иначе: пафосно, вычурно, как герои ее любимых книг, или как Уилл. И, кроме того, это была правда! Ничто не могло сделать меня счастливее, чем просто стоять с Линди на вершине заснеженного холма, помогать ей усаживаться на санки, и, может быть, если она позволит, прокатиться с ней.
На ней была ее розовая шенилловая кофточка, сама она прислонилась к отполированным полозьям саней.
— Вперед, — сказал я.
А часом позже мы стояли на том же самом холме, куда я ходил с папой. Я показал ей, как нужно лечь, лицом вперед.
— Это самый веселый способ.
— И самый жуткий.
— Если хочешь, я поеду с тобой, — я задержал дыхание, ожидая ответа.
Если она скажет «да», и я поеду с ней, ей придется позволить мне обнять ее. Другого выхода не было.
— Да, — от ее дыхания в воздухе образовывались клубы пара. — Пожалуйста.
Я выдохнул: — Хорошо.
Поставил санки к самому склону холма и сел на них. Предложил ей сесть передо мной, обнял за талию, и подождал немного — не начнет ли она кричать. Она не закричала. Напротив, она еще крепче прижалась ко мне. В какой-то момент я почувствовал, что вполне могу ее поцеловать, что она почти позволила мне это.
Вместо этого я сказал: — Ты впереди, ты рулишь.
Носом я почти касался ее волос — какими они были мягкими! — пахли шампунем и духами. Даже сквозь куртку я ощущал ее сердцебиение. Это приводило меня в восторг. Знать, что она жива, она реальна, она рядом.
— Готова? — спросил я.
Ее сердце забилось чаще. — Да.
Оттолкнувшись от земли, мы поехали. Я прижимал ее еще крепче, пока мы ехали, смеясь как сумасшедшие.
Этим вечером я разводил огонь. Одна из тех вещей, которым я научился с тех пор, как стал чудовищем. Взяв сухие сосновые дрова для разжигания, я порубил их на мелкие щепки. Разложив их на газете, сверху я положил большое полено. Спичками поджег бумагу и следил, загорелось или нет. Понаблюдав какое-то время, я присоединился к Линди, сидящей на диване. Еще день назад я бы сел в соседнее кресло, но сегодня — там на холме — я обнимал ее. И все равно я сел на расстоянии, гадая, возразит ли она.
— Красиво, — заговорила она. — Снежная зима и горящий огонь. До нашей встречи я никогда не видела настоящего огня в камине.
— Специально для вас, миледи.
Она улыбнулась. — А где Магда и Уилл?
— Они устали и пошли спать.
На самом деле, это я попросил их посидеть у себя в комнатах, просто хотел остаться с Линди наедине. Я подумал, может быть, только может быть, эта ночь может стать знаковой.
— Мммм, — промычала она. — Так тихо. Раньше я не бывала в местах, где может быть так тихо, — она развернулась и, встав на коленки на диване, выглянула в окно. — И так темно. Могу поспорить, здесь можно увидеть все звезды во всем мире. Смотри!
Я тоже повернулся и придвинулся ближе. — Красиво. Думаю, я мог бы жить здесь вечно и не скучать по городу. Линди?
— А?
— Ты все еще меня ненавидишь?
— А ты как думаешь? — она смотрела на звезды.
— Думаю, что нет. Но была бы ты счастлива, оставшись здесь со мной навсегда? — я затаил дыхание.
— В какой-то степени сейчас я счастливее, чем когда-либо. Моя жизнь до этого походила на войну. Мой отец никогда не заботился обо мне. Сколько себя помню, мы постоянно нуждались в деньгах. Когда я подросла, одна из моих учительниц сказала, что я умная, и что образование — это мой выход из данной ситуации. Поэтому я работала и боролась еще и за это.