Совесть майора не мучила. Какая, к зеленым мартышкам, совесть? Местным он ничего не должен. Наоборот, это ему должны. Чуть не грохнули на ровном месте. Голимый беспредел, как определил бы дружбан Юра. И вообще: Фёдрыч же не последнюю корову у крестьянской семьи отнять собирается, а реализовать старинную родовую формулу «грабь награбленное». А что? Действительно, по роду его, Никиты Федорова, именно так и выходит. Прадед в Гражданскую помещиков жег, дед, потомственный большевик, в Отечественную из Германии швейную машинку притаранил, отец с завода столько всего перетаскал в домашнюю мастерскую… И совестью не мучился. «Тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость!» Да и сам Фёдрыч немало чего привозил из «горячих точек». Что за война без трофеев? Тем более главарь местный, ярл этот, – чистый разбойник. Крашена рассказала: каждый год собирает банду и отправляется разбойничать. Отнять же у разбойника – дело благое. Тем более, часть добычи майор собирался пустить на благотворительность – отдать Крашене на самовыкуп. А викингов этих за одну только Крашену в расход пустить – самое справедливое деяние. Вот жила себе девушка. Милая, симпатичная, в кругу семьи… И вдруг наехала банда мерзавцев. Родственников убили, девушку захватили и продали в чужедальний край – для удовлетворения похоти двух подонков. Похищение, убийство, торговля людьми, групповое изнасилование… Прям Чечня какая-то. Если по закону, то все эти люди под расстрел должны пойти или, в отсутствие смертной казни, пожизненно зону топтать, а не в игрушки играться.
А в первую очередь привлечь в уголовной ответственности следует тех, кто эту Игру организовал. Но Фёдрыч был реалистом и понимал: организаторов хрен достанешь. Тут одной «игровой» территории не меньше тридцати квадратных километров, а если прибавить к этому оставшееся по ту сторону скал, да учесть количество и качество задействованного народа, да плюс полную автономию в смысле правопорядка, и даже ёжику становится понятно: «крыша» у организаторов на такой высоте, с которой можно запросто похлопать по плечу хоть премьера, хоть президента.
А если ну очень большие дяди, чтобы срубить бабла, построили и запустили кровавую карусель недетского масштаба, то у простого российского офицера есть два варианта: сдохнуть по-глупому или выжить и вырвать свой кусочек мясного пирога из волчих челюстей. Желательно – вместе с клыками.
В те времена, когда Никита Федоров был лейтенантом, он мыслил бы иначе. Он бы реально вложился в то, чтобы заставить ответить тех, кто организовал Игру, в которой милую и добрую девушку Крашену можно было вот так запросто обратить в бесправную рабыню. Лейтенант Федоров верил в силу добра.
Капитан Федоров в общее для всех добро не верил. Потому что знал: добра мало. На всех точно не хватит. Но капитан Федоров всё же попытался бы вытащить Крашену из этого мира в такой, где она не будет рабыней. То есть в свой собственный.
А вот майор Федоров уже знал, что мира без рабов не существует. В любом мире прав тот, кто силен. И это круто. А круче всего вновь и вновь убеждаться: да, ты сильнее! Вот это – кайф. А Крашена, это так… Солёненький грибок к стопке водки. Грибок же – он всегда грибок. Ам – и нету. В любом мире. Поэтому майор Федоров не станет вынимать Крашену из Игры, в которой она, насколько мог понять Фёдрыч, жила с рождения. Но поскольку эта женщина сделала ему приятное, то Фёдрыч тоже сделает ей подарок. Если, конечно, его замысел удастся.
Решение было принято, и Фёдрыч приступил к реализации задуманного: двинулся к поселку.
В сам поселок майор соваться не стал. Отыскал подходящую снайперскую позицию, занял ее и добрых три часа изучал жизнь местных «игроков» в естественной среде.
Местный населенный пункт ни занимаемой площадью, ни сооружениями Фёдрыча не впечатлил. В таком живописном месте можно было бы и получше построиться. Впрочем, не его дело.
Центром прибрежного селения были два больших дома: один, надо полагать, для местного руководства, другой – явно технического назначения. Как впоследствии выяснилось, это был корабельный сарай.
Вокруг приземистых «административных зданий» с заросшими травой крышами, теснилось десятка три – поменьше: жилые постройки, склады, помещения для скота и пр. Выбор места для заселения Фёдрычу тоже был понятен. Всё определила пусть маленькая, но удобная гавань, лучшее место на берегу которой и заняла «администрация». Но места хватило и на дюжину небольших суденышек для народа попроще, и на распяленные вдоль побережья сети, и на действующую мастерскую по рыбообработке, в которой аборигены коптили, вялили, солили улов. Была тут даже своя «промышленность»: этакая мини-судоверфь открытого типа, на которой четверо мужиков ладили основу кораблика где-то пятиметровой длины.
По примерной оценке Фёдрыча в поселке сейчас обитало человек пятьдесят, не считая детей, с дюжину коих в данный момент шарились по литорали [2] , собирая замешкавшуюся живность.
Квартировали аборигены в полной беспечности: вокруг селения не было даже условного забора. Ни караулов, ни часовых, ни даже самого захудалого наблюдателя. Заходи кто хочет и откуда хочет: две большие тропы и еще с десяток тропок поменьше спускались к поселку с зеленых склонов. Впрочем, кое-какая «прослойка» между внешним миром и селением была. Чуть поодаль, на большом лугу, отделенном от поселка скальной грядой, паслось немаленькое коровье стадо, которое контролировали два человека и четыре собаки. Еще дальше и метров на сто повыше кушала травку овечья отара. При ней – один человек и три собаки.
Собаки – это неприятно. Но их можно обмануть. Пастухов обмануть труднее. Повоевав в горах, майор научился принимать всерьез тамошних чабанов. Наблюдательные, черти. Всё, блин, видят, каждый след читают. Аборигены – они такие. Вот почему на ногах у майора нынче не классные ботинки с фирменными отпечатками, на каждом из которых крупными буквами написано «Здесь был чужак», а местные кожаные чуни.
Нет, мимо пастухов и собачек скрытно точно не пройти. Но это и ни к чему. Кто мешает зайти с другой стороны, где визуально – никого. Вон та тропка – оптимальный маршрут, а вот те три дерева – еще одна отличная позиция для снайпера. Или для человека, который хочет всё видеть, оставаясь невидимым сам.
При необходимости можно и в поселок проникнуть незаметно, используя как естественное прикрытие разросшийся кустарник. А уж в самом поселке прикрытий столько, что просто глаза разбегаются. Строения возведены где попало. Плюс ограды, заборы, штабели дров… Главное: хорошенько запомнить, как тут все расположено. И придумать, как заблокировать собачек, чтобы не растявкались на чужака. Но и это – дело нехитрое. Вряд ли местных псов приучали не брать хавчик из чужих рук. А для сторожевого пса, кто кормит, тот и свой.
План, на который уповал Фёдрыч, был дерзок, но вполне реалистичен.
Кто такой этот ярл? Главный местный бандит. Ключевое слово «местный». Здесь его логово. Здесь все от него зависят и никто не дерзнет покуситься. Здесь он чувствует себя в силе и в полной безопасности. Следовательно, никаких особых мер по защите общака предпринято не будет. Так в девяностые крутая братва не трудилась закрывать свои дорогие тачки. Даже на всю голову отмороженные не рискнули бы их угнать. Ну угонишь, а дальше что? Куда с ней потом?