Наконец тяжело дыша, я остановился; с меня текли пот и кровь, и я все еще был слишком возбужден и ошеломлен, чтобы кончить. Каз перевернула меня на спину, и ее тело скользнуло поверх моего; ее жар теперь был у моего лица, а она облизывала меня и впивалась в меня своими острыми ноготками. Затем она снова оседлала меня, будто выбившегося из сил коня, из которого можно выжать последние силы. Когда я наконец-то испытал оргазм, он был больше похож на сердечный приступ. Я кричал, притягивал ее к себе изо всех сил и, видимо, этим довел и ее до кульминации. Коленями она стиснула мои ребра и начала двигаться все быстрее и быстрее, пока ее неровное дыхание не перешло в сдерживаемый рык отчаянной и лишь случайно приятной разрядки; потом она перекатилась на пол и замерла. Я молчал. Не мог ничего сказать. Я едва дышал, но тот воздух, который все же попадал в меня, имел запах Каз. Может, она и была женщиной, которую прокляли еще во времена Колумба, но она была и женщиной, ради которой я прошел через весь Ад: для меня это было настоящее дыхание Рая.
Наконец она тоже стала дышать медленнее и спокойнее. Она протянула руку и слегка толкнула меня ею. Сначала я не понял, чего она от меня ждет, но потом осознал: она хочет, чтобы я взял ее за руку.
Наше дыхание все еще немного сбивалось, а мы лежали рядом, взявшись за руки, среди самых модных тканей Ада.
— Что ж, — спустя какое-то время сказала она. — В этот раз мы действительновляпались по уши, Бобби. Надеюсь, тебя это радует.
— Странно, но так и есть, — ответил я. Конечно, когда нас поймают, нас ждут ужасные страдания. Смерть будет самым счастливым исходом из возможных, но ни одному из нас обычно так не везло. — Да, меня это радует.
Она поднялась. Мне это не нравилось. Мне не нравилось все, что не было связано с нами двумя, лежащими рядом и желательно навечно.
— Не надо. — Я протянул руку, едва коснувшись ее холодного бедра, когда она начала отходить. — Останься.
— Мне надо зайти в другие магазины и сделать вид, что я трачу деньги, так как сегодня я должна ходить за покупками, и уже скоро мне надо вернуться. И я должна вернуть Пуату его магазин. Он оставил его открытым для меня лишь в качестве одолжения. — Она улыбнулась, но ее улыбка была недоброй. — Он, конечно, думает, что делает это для Элигора.
Имя Великого Герцога окатило меня, словно ведро холодной воды. Я поднялся.
— Нет. Не уходи. Именно за этим я здесь — чтобы забрать тебя.
— Пусти меня, Бобби. Это и так было невероятно глупо с моей стороны. Ты только сделаешь все хуже.
— Хуже? Куда хуже, Каз? Мы ведь в Аду! Ты живешь здесь, а по сравнению с этим местом даже в офисе DMV [63] — и то веселее. Ну, не считая того, что мы делали пару минут назад.
Она покачала головой и продолжила собирать свои вещи.
— Достаточно. Мои смотрители придут за мной с минуты на минуту.
— Смотрители? Ты хочешь сказать, твои бывшие телохранители, Хрустяшка и Ням-Ням? Я позабочусь о них. Я могу позаботиться о них обоих.
— Их зовут Сладкий и Корица. Нет, не сможешь. Не здесь. И не с этим телом. — Она передвигалась по магазину все быстрее, покидая поле моего зрения — возможно, навсегда. — Они оторвут тебе руки, как крылышки у мухи, — кивком она показала на мою частично выросшую руку. — Кажется, с твоими конечностями и так дела не очень идут.
Я встал.
— Не надо, Каз. Сколько я тебя знаю, ты все время повторяешь: «Нет, нет, нет! Не делай это! Оставь меня! Я тебя не люблю!» Но я не куплюсь на это. Ты просто подвергаешь себя жуткой опасности — ради меня. Ты сама сказала, что твои огромные серые советники могут выбить эту дверь в любую секунду…
— Не эту дверь. Они не знают про это место. Я и раньше его одалживала.
— Какая разница! — на самом деле ревность жарким паром обдала все мои внутренности. Кого она сюда приводила? Вероятно, я должен был радоваться, что она навешала рога Элигору, но наша ситуация была более сложной. — Послушай меня. Я пришел сюда за тобой и без тебя никуда не уйду.
Она пыталась не обращать на меня внимания, но у нее не очень получалось. Я не собирался облегчать ее участь, поэтому поднялся и начал ходить за ней. Когда она присела, чтобы застегнуть туфли, я склонился возле нее.
— Я никуда не уйду, Каз. Я так скучал по тебе, целыми неделями — да что там, месяцами! Я не мог спать, не мог ничего делать, только думал о тебе. Я не уйду без тебя.
— Месяцами? — ее смех был жестким, удивленным. — Ты знаешь, сколько времени прошло здесь? Скорее уж несколько лет. И не говори мне о том, что такое скучать. Я была идиоткой, позволила себе такие чувства. И теперь расплачиваюсь за это. Просто уходи, Бобби. Дай моим ранам затянуться.
Несколько лет? Для нее это действительно длилось так долго?
— Я не могу, Каз. Мне жаль. Я тоже не должен был позволять себе такие чувства, но позволил. И теперь не могу остановиться.
Она долго и спокойно смотрела на меня; ее глаза так сузились, что зрачки превратились лишь в тонкие красные полоски.
— Ты просто идиот. Яидиотка! Это все плохо кончится, — наконец сказала она.
— А что кончается хорошо?
Ее глаза наполнились слезами, которые затем потекли по щекам. Медленно стекая, они замерзали на ее лице. Я дотронулся до одной, и она скатилась на пол — затерянная снежинка в Аду.
— Где?
— Где «что»? — Она уже не уходила. Каз держала перед собой сумку и сверток с одеждой, словно это была ее единственная защита.
— Где я снова смогу тебя увидеть? Когда?
От вида бледной кожи ее уязвимой шеи меня так бросало в жар, что я тоже стал собирать свои вещи — чтобы отвлечься. Каким бы сильным ни было мое желание, я не хотел, чтобы ее поймали. И я пока не был готов забрать ее. Мне надо было подготовить кое-что, ведь я не ожидал найти ее так быстро.
Она была настолько прекрасна, что отвлекала меня от моей одежды. Я подполз к ней, провел руками по ее бедрам, задирая ей юбку так высоко, что она собралась комком у нее на животе. Каз была одновременно и холодной, и горячей. Она раздраженно оттолкнула меня, как будто слишком дружелюбную собаку, но оттолкнула не слишком сильно. Я продвигался вверх по ее ноге, покусывая, и едва мог расслышать ее слова, потому что мои уши были зажаты ее ногами.
— Перестань! Как будто тебе пятнадцать лет. — Она издала звук, намекающий на ее нерешительность, но потом все же более уверенно отстранилась от меня. Сумев сделать это, она встала и поправила юбку. — Сегодня вечером, после последнего фонаря. На площади Дис Патер, у старого храма. Я пришлю кое-кого за тобой.