Майкл нахмурился. Подобная аккуратность была совсем не в характере отца. Что же здесь все-таки происходило? Зачем отцу понадобилось, чтобы он вернулся домой? Майкл вспомнил последнее сообщение отца, присланное по электронной почте в Нью-Йорк: «Пришло мое время все исправить, Майкл. Возвращайся скорее домой. Отец».
Что исправить? Зачем он звал его домой?..
Майкл налил себе еще один бокал.
Снимки в новых рамках притягивали взгляд. Майкл всмотрелся в тот, где четырехлетнюю Кло держал на руках Сэм. На ней была красная кепка с длинным козырьком, из-под которой выбивались красно-каштановые кудри. В руках она держала куклу, голые коленки, как всегда, были сбиты. Майкл прикусил губу. Кло Мэттьюз много лет была главной проблемой в его жизни!
Он едва смог подавить в себе желание обнять и утешить ее, когда увидел сегодня, что она плакала. Он так часто это делал, когда она была маленькой… Только теперь ему, наверное, следовало не чинить куклу, а повалить ее на спину и войти в нее глубоко и страстно, чтобы она забыла того мужчину, который довел ее до слез!
Майкл вынул из ящика золотую шкатулочку, на которой заиграли отсветы пламени в камине, и достал за цепочку медальон, который когда-то дала ему мать. Этот старинный тяжелый золотой медальон когда-то принадлежал невесте Ксавьера, приехавшей из Бостона по письменному запросу. Он был овальной формы, с большим сапфиром старинной огранки и жемчужинами по краям. Этот медальон по традиции мужчины рода Бирклоу дарили своим невестам.
Майкл сжал медальон в кулаке. До того, как Кло позвала его в амбар, он набирался смелости, чтобы попросить ее носить этот медальон в знак помолвки. Ему тогда очень хотелось привязать к себе Кло, а вместо этого он отверг ее…
Не зная, на кого больше злится, на себя или на нее, Майкл схватил со стола бокал и со всей силы запустил им в стену.
— Черт побери, отец, она не стала меня ждать! Вместо этого она смылась отсюда и добилась того, чего хотела. Но для меня это было катастрофой. После всех тех лет ожидания, когда она подрастет…
Майкл дотронулся до шрама на губе. Он тогда отказался зашивать глубокую рану, чтобы хотя бы в памяти его навсегда осталась Кло — страстная, разъяренная, полная жизненной силы. А вот о том, как она прижималась к нему, какими на вкус были ее губы, он не хотел вспоминать. Майкл тогда боролся с желанием повалить ее в сено, потому что хотел, чтобы она осталась девственной до того, как он наденет ей на палец в церкви обручальное кольцо. До первой брачной ночи с ним. Ему казалось тогда, что это будет правильным для них обоих. Он хотел увидеть ее в белом подвенечном платье с фатой в старой церкви, в присутствии их семей и друзей…
Тяжело вздохнув, Майкл собрал осколки бокала и швырнул их в корзину для бумаг. Туда же последовал пустой конверт от материалов по делу, присланному ему из полицейского управления в Сиэтле. Надо побыстрей проанализировать их и заняться здешними делами. Ему предстояло многое выяснить в Лоло — особенно теперь, когда сюда вернулась Кло.
А впрочем, при чем здесь Кло? Майкл расстегнул рубашку на груди. Ему надо выбросить ее из головы. За эти годы ему надоело искать в каждой женщине сходства с ней.
Он криво усмехнулся. За десять лет у него было много женщин, но ни одна из них не смогла бы сказать, что у них серьезная связь, ни одна не могла претендовать на более близкие отношения. Он только удовлетворял свою потребность в женщине и честно предупреждал об этом всех.
К черту! Майкл достал еще один бокал и снова налил себе виски. Он обычно не пил, чтобы забыться, но сегодня был просто в шоке — от встречи с Кло, от этого сводившего его с ума женственного запаха.
Он положил медальон рядом с медвежьим когтем на стол и долго смотрел на две семейные реликвии. Коготь нависал над прекрасным украшением, которое когда-то предназначалось Кло, словно темное прошлое со своими тайнами — над светлым будущим.
Три часа утра было у Кло самым продуктивным рабочим временем, когда вокруг еще темно, тихо и спокойно и никто ей не мог помешать. Разобравшись со счетами, она на цыпочках спустилась вниз.
«Пинто Бин»… Ее беспокойный творческий ум уже придумывал новые эффектные упаковки и рекламу, перебирая в памяти ассортимент продуктов. У нее остались связи, была возможность выйти на них, и она умела продавать. Кло много лет была рабочим инструментом Росса и весь накопленный опыт собиралась вложить в спасение магазина матери. Она была теперь полноправным владельцем половины этого заведения — начиная с деревянных жалюзи на окнах и кончая кухонными кастрюлями. Счет на покупку был впервые подписан ее девичьей фамилией, хотя половину всей стоимости она заплатила, продав обручальное кольцо с бриллиантом в два карата. Росс купил его ей когда-то, подчеркнув, что она должна соответствовать положению его семьи…
В старой рубашке брата и мужских теплых брюках Кло выглянула в окно. Ночной ветер, казалось, нашептывал ей тайны, которыми был окутан Лоло. Кло поежилась. Образ Гаса Балласа, грубого насильника, вдруг возник в ее воображении. Ей почудилось, что он ждет ее в темном углу, готовый схватить за волосы. Она тут же попыталась выстроить в уме защитную стену между собой и образом мужчины, который насиловал ее мать, пока она играла во дворе с маленьким теленком, и у нее это получилось.
Кло заглянула в обеденный зал. Стелле удалось дешево купить небольшие круглые столики и деревянные стулья со спинками в обанкротившемся кафетерии — Клуб не любил конкуренции, и семьи среднего достатка редко выживали. Золотые буквы в окне отбрасывали сейчас причудливые тени на стоявшую у стены широкую полку со стеклянной супницей с черпаком, весами и тарелками. Над стойкой, вдоль которой был ряд укрепленных в полу табуреток, висела полка с керамическими банками — здесь хранились чай и кофе разных сортов. Чай с малиной, с бергамотом; кофе ванильный, шоколадный, колумбийский и «Домашняя смесь».
Кло открыла крышку баночки кофе с надписью «Домашняя смесь» и понюхала. Запах был такой же соблазнительный, как и у всего, что готовила мать. У Стеллы была потрясающая способность придавать неповторимый вкус любому блюду и напитку. В стеклянных контейнерах под стойкой Кло обнаружила булочки с корицей, хлеб, пироги и домашнее печенье — все это вечером напекла ее мать. На стойке стояли маленькие подносы с баночками для сыра-пармезана, керамическими перечницами и солонками, а также лоточками для столовых приборов. Такие же небольшие наборы стояли на каждом столе.
Старые клиенты — ковбои и овчары — казалось, притаились в тени помещения; каждый готов был рассказать страшную или поучительную историю. Но у Кло была своя страшная история…
«Я не могу видеть вашего отца таким! — рыдала мать, возвращаясь после посещения тюрьмы. — Представьте, он на самом деле верит, что убил Гаса Балласа! Он сам мне это сказал и просил не хлопотать больше о нем, не навлекать на нас неприятности. Но как я могу не хлопотать больше? Как?! Если я знаю, что он этого не делал…»
Кло открыла дверь за стойкой и оказалась в маленькой кухне. Здесь стояла огромная чугунная печь, блестели начищенные кастрюли, сковородки и противни. В углу стояли корзины с картошкой, луком и другими овощами, а на разделочном столе ножи разных размеров.